Философия в России - больше, чем пресловутая любовь к мудрости. Философы вершили русскую революцию, создавали нового человека, строили заводы и покоряли вселенную. Их именами называли центральные улицы и подземные станции метро. Сотни тысяч великолепных памятников украшали площади городов.
        Не всем был уготован такой почет. Иных из них отправляли на пароходах во все концы света. Но и выкинутые из страны гениальные реакционеры не презрели новую власть, ибо знали, что проиграли великую философскую битву. И победитель и побежденные были достойны каждый своей участи. Философия была матрицей советской империи.
        Но появился новый враг, коварный и вероломный. Он без презрения, но со страхом повторял - советская философия стала служанкой идеологии! Он боялся ее, заискивал перед ней. Поощрял гнилую романтику шестидесятников - революционеров от оттепели. Упорно впаривал отмороженным интеллигентам импортных леваков. Бодрияры и дерриды до поры бороздили умы неискушенных интеллектуалов. И их час пробил.
        Стоит еще институт философии, что на метро Кропоткинской, из всех академических институтов ближайший к Кремлю. Функционируют философские факультеты и кафедры. Но государства философов больше нет. А, как известно, Карфаген должен быть разрушен! Всему есть предел. И зря бывшие советские философы понадеялись на великодушие победителя.
        Нынешние философы-профессионалы отмечены клеймом лузеров. Им недостает гордости признать поражение. Им не по зубам бездна национального унижения. Враг и здесь расставил свои ловушки. Промыслить крах мешает табуированность советского. Впрочем, это проблема не только и не столько философии: на современном сленге об этом принято говорить как о "кризисе цивилизационной субъектности России".
        Русский мир сворачивается. Русское пространство - как шагреневая кожа. И пораженцы из академических институтов и кафедр не должны питать надежд сохранить в этом пространстве свое место.

        Нетленные "Вехи".

        Старики говорят: молодые всего этого, конечно же, не помнят. А старшему поколению философов жилось непросто. Времена были страшные. В философии процветали догматизм, доктринерство, вульгарщина. А главное, все решали ТАМ - наверху. Философией из самого ЦК рулили. А ТАМ сидели люди очень нехорошие: темные карьеристы и мракобесы. Откуда им знать про высокие философские эмпиреи, про чистую любовь к мудрости. Им главное - обеспечить партийный контроль, чтобы все какие ни есть философы с утра до вечера обосновывали политическую линию партии. А это нехорошо, так как "апологетическая функция философии стала превалировать над критической" [1].
        Надо признать, страдали философы не меньше наших замечательных артистов, кинорежиссеров и прочих творческих людей. Сколько поучительных и занятных историй могли бы рассказать, обрати на них внимание, скажем, тот же Вульф: про то, как парткомы хитроумно за нос водили, как вопреки всему искали ЕЕ - истину многострадальную. Ну и о крестных муках, разумеется. А для приличия можно было бы эти стенания приправить изрядной порцией самобичевания - дескать, да! Линию партии поддерживали, но ведь по простоте душевной и наивности детской. Так что и здесь по большому счету упрекнуть нас не в чем.
        Было бы, конечно, все это и свежо и оригинально, если бы не по второму, третьему и пятнадцатому кругу. Помнится, еще веховцы возмущались тем, что "наша интеллигентная молодежь не может признать самостоятельного значения науки, философии, просвещения, университетов, до сих пор еще подчиняет [их] интересам политики, партий, направлений и кружков" [2]. Еще не завладели Русью проклятые большевики, а Бердяев уже сокрушался: "самостоятельное значение философии отрицалось, философия подчинялась утилитарно-общественным целям" [3]. А уж что потом стало у нас с философией, даже дети малые знают: "философский пароход", Сталин, тридцать седьмой...
        В пылу перестроечной экзальтации, пропитавшись свободолюбивым духом нетленных "Вех", философы сбросили с себя тяжкие оковы партийных бонз и с радостью забыли о бремени социального долга. Само собой разумеющимся стало, что не бывает одной правильной философии. А "абсолютная истина - это все-таки что-то от теологии" [4]. По мнению декана философского факультета В.В. Миронова, "желательно" не допускать в преподавании "абсолютизации неких воззрений в виде абсолютной истины" [5]. Да и придерживаться той или иной философии в наше время как-то зазорно. А согласно изысканиям одной ученейшей дамы, доктора философских наук, заведующей кафедрой философии МПГУ Л.А. Микешиной, чтобы быть объективным, надо быть эклектиком. Доктрин-то много (философы на славу потрудились), а вот по какому праву рядовой преподаватель философии может выдавать одну из них за наиболее правильную, ей непонятно. Тем более что, согласно скорбному признанию той же ученой женщины, "очень большой перепад от уровня Института философии, академиков, журнала "Вопросы философии" до лекций, статей рядовых преподавателей" [6].
        Так-то оно так. Однако нынешним почитателям веховского самобичевания надо понимать, что это только в наше время авторы "Вех" были чуть ли не канонизированы. Когда сборник выходил в свет, вопрос о "принципе партийности" в философии обсуждался совершенно в другом ключе. Тем не менее веховцами было констатировано воистину трагическое положение философии. Перед философией открывается жизнь как реальность, которая и является подлинной задачей философского познания и делания. Но ими было открыто и то, что перед лицом жизни философия обречена терпеть крушение. Здесь трагедия - свидетельство высшей правды, которая драматическим образом не смогла осуществиться и которую призван обнаружить новый тип философского служения, сближающий философию и религию. Веховцы попытались вывести философию за рамки актуальной политики и впоследствии с честью расплатились за свой демарш.
Ответят ли за базар нынешние философы, враги абсолютных истин и идеологий?

        Конец философии в России.

        В четвертом номере "Вопросов философии" за этот год опубликованы материалы круглого стола: "Философия в современной культуре: новые перспективы" [7]. Бодрые рассуждения нынешних генералов от философии должны были, по всей видимости, продемонстрировать, что философия как никогда сейчас необходима - и в нашей стране, несмотря ни на что, процветает.
        Один из вопросов звучал так: "Согласны ли вы с тезисом о "конце философии?". Предваряя философскую дискуссию, член-корреспондент РАН В.А. Лекторский подчеркнул особую остроту этого вопроса. "Вы хорошо знаете - говорит он - в последние годы регулярно предпринимаются попытки отменить преподавание философии то студентам, то аспирантам" [8].
        Все предельно конкретно. Речь идет о том, что философии как социально оформленного института в скором времени может не стать. Ведь философия - больше не служанка идеологии, и философами отныне движет лишь чистая любовь к мудрости. Однако любовь любовью, но государству нужны более содержательные аргументы для того, чтобы хотя бы оправдывать содержание Института философии, многочисленных философских факультетов и кафедр. Пожалуйста, любите истину, но подальше от госбюджета. Мало ли бывает клубов по интересам.
        И тут философы принялись откровенно шаманить. Например, академик РАН В.С. Степин много говорил про то, что философия делает на благо общества. Она, оказывается, и "обеспечивает", и "определяет", и "проектирует" всяческие там "универсалии культуры". Старые заменяет на новые, рефлексирует над ними, вырабатывает мировоззренческие идеи и т.п. в этом ключе. Без философии-то, оказывается, никуда.
        Создается впечатление, что философы наконец созрели и подают сигналы о готовности вновь встроиться в идеологический мейнстрим. Однако где они были раньше?

        Запах воли.

        Философия была инкорпорирована в советскую образовательную систему как социальный институт, выходящий далеко за ее рамки. Она была ядром советского строя. Вокруг него была организована не только школа и большая наука, но повседневная обыденная и трудовая жизнь. Философские достижения были залогом успеха советского образа и стилистики жизни. Философам было суждено нести бремя идеологических стражей государства. Советские философы должны были быть на передовой сражения мировых систем.
        По ходу либеральных реформ философы освободились от обязанностей, тяготивших их безграничное самолюбие. Кумиры были низвержены. Все гурьбой ломанулись из вольера. На лоне природы, вдохнув свежий западный ветер, принялись строить новую философию, воистину свободную от догматизма старой школы.
        В этом, конечно, нет ничего плохого, но и мало хорошего, учитывая исходное предназначение философского знания в советской системе. Героические лавры ринувшегося на амбразуру в начале 90-х Союза писателей, по логике вещей, должны были достаться философам - их бы уже тогда торжественно добили под улюлюканье прогрессивной общественности. Но философы, за редким исключением, никак не проявили себя в качестве пламенных реакционеров.
        Официальная философия втиснулась в прокрустово ложе рафинированного академизма. Философы успешно занимались своими профессиональными обязанностями: изучали, писали, переводили, комментировали, преподавали, защищались и т.д. Философское сообщество в течение последних десятилетий было во многом предоставлено само себе. Прочность системы обеспечивалась высоким статусом философии - науки, входящей в систему академических институтов. Более того: кафедры философии, пронизывающие систему высшего образования, взяли на себя функцию трансляции всего спектра современного социогуманитарного знания (социология, политология, культурология и т.п.).
        До поры до времени внешняя конъюнктура складывалась по отношению к философам настолько благоприятно, что система получила карт-бланш на трансформацию к новым реалиям. В течение 90-х была предоставлена своеобразная отсрочка от необходимости ее коренной ломки. Была возможность осуществить модернизацию, исходя из коллективного сознания своего предназначения внутри профессионального философского сообщества. Однако, по всей видимости, философы этими подарками судьбы воспользоваться не сумели. Да и вообще не поняли, что относительная свобода последних пятнадцати лет - не подарок судьбы, а ее злая шутка.
        О необходимости реформы системы философского образования, конечно, поговаривали - еще во времена достопамятной перестройки, когда философские факультеты и кафедры философии были объявлены чуть ли не рассадниками красной профессуры. Однако никакого реформирования "сверху" так и не произошло - не до философии было. Но сейчас, наконец, встал вопрос о том, чтобы отменить обязательное изучение философии в государственных вузах - или, на худой конец, заменить ее на культурологию или социологию. Философам пришлось, наконец, засуетиться.
        И тут стало ясно, что вопрос не в философском профессионализме как таковом, то есть не в умении "осуществлять рефлексию" и качественно обстебывать привозимых в институт философии заморских звезд первой величины. Все это наши умеют - но это не нужно никому, кроме них самих. Вопроса о зоне ответственности, которая очерчивает пространство философии как общественного института, никто не ставит и никто не умеет на него отвечать.
        И - как следствие этого - умы вместо брожения находятся на нижней точке замерзания, в зоне кельвиновских температур взаимоуважения и политкорректности. Куда там до извечных спутников живой мысли, переворачивающей мир - драйва, запаха крови, жажды интеллектуальной схватки не на жизнь, а на смерть! В этом смысле "конец философии" у нас наступил, и уже очень давно.
        Куда приятней нынешних философских дискуссий драматическая полемика механиков и диалектиков 20-х годов, философские погромы 30-х и 40-х. Что, М.Б. Митин и П.Ф. Юдин меньше философы, чем А.Ф. Зотов или В.Н. Порус? Кто из современных философов готов за свою правду идти на костер? А может быть, несмотря на весь свой хваленый профессионализм, последние сегодня - те же палеозавры и мастодонты? Но не стоит отчаиваться - 2037 год не за горами.
        И дело не в том, отменят обязательное изучение философии в вузах или нет. И "чистая философия" ради искусства, и философия только как идеология в конечном итоге сходятся - в своей безответственности. В этом смысле вопрос выживания философии как действующего социального института только в одном - сумеют ли философы обозначить пространство своей ответственности. И в состоянии ли они отвечать за базар - потом и кровью.

        P.S. Указ Президента Российской Федерации № 1154 от 09.09.2004 г.
...постановляю: присудить Государственные премии Российской Федерации в области науки и техники и присвоить звание лауреата Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники:
(...)
24. Гусейнову Абдусаламу Абдулкеримовичу, академику, заместителю директора Института философии Российской академии наук, Огурцову Александру Павловичу, доктору философских наук, заведующему отделом, Степину Вячеславу Семеновичу, академику, директору, - работникам того же института; Семигину Геннадию Юрьевичу, доктору политических наук, директору Института сравнительной политологии Российской академии наук, - за разработку научной концепции и создание "Новой философской энциклопедии" (в 4-х томах).

        Примечания.

1. История русской философии: Учеб. для вузов. - М. 2001. - С. 572.
2. Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи; Интеллигенция в России: Сб. ст. - М. 1991. - С. 26.
3. Там же. - С. 24.
4. Микешина Л.А. Философия в современной культуре: новые перспективы (материалы круглого стола) // Вопросы философии. - 1998. # 4. - С. 26.
5. Миронов В.В. Философия в современной культуре: новые перспективы (материалы круглого стола) // Вопросы философии. - 1998. # 4. - С. 18.
6. Там же. - С. 24.
7. Философия в современной культуре: новые перспективы (материалы круглого стола) // Вопросы философии. - 1998. # 4.
8. Там же. - С. 3.





        Разложение.

        "Наука, искусство, философия не только "слуги богословия", но всякого твердого режима" [1].
        Эта невероятно скандальная мысль А.Ф. Лосева в наше время мало кем воспринимается всерьез. В лучшем случае ее стыдливо замалчивают. В худшем - трактуют как завуалированную критику советской власти. Это весьма распространенное и отвратительное по своей безвкусице предположение, основанное на подозрении классика в двурушничестве, похоже, до сих пор устраивает многих.
        Между тем, не правильнее ли говорить о философской позиции русского мыслителя открытым текстом, независимо от того, приятно это кому-либо или нет?
        Правда заключается в том, что для Лосева философия только и возможна в качестве служанки чего-либо. Иной философия быть не может, если она хочет оставаться сама собой. Другой вопрос, служанкой чего она должна быть и во имя чего? Но "свободная философия", "философия для философии", отвлеченная от реальности, оторванная от творческих своих истоков, от всякой заботы о мире и ответственности за него, безжизненна и бесплодна. Какой Истины она чает, какую Мудрость она любит? Может ли философия брезгливо отворачиваться от общественной жизни, если "истина - это нечто коллективное, социальное, гражданское, истинно то, в чем все мы согласны" [2]?
        Философия всегда несвободна, она всегда осуществляется во имя чего-то, лежащего за пределами чисто познавательного интереса. Поэтому видимость творческой свободы, которую мы обрели в результате свертывания российской государственности, есть не более чем симптом разложения. "Свободное искусство могло существовать только в эпохи развала того или иного культурно-социального режима" [3]. Таково и наше время смуты, время смешения, помрачения и слепоты. Тот, кто способен в такое время тешиться "свободой творчества", не то лукавит, не то сам находится в умопомрачении.
        Нечего пенять на нынешнее государство, которое предпринимает попытки ограничить разросшиеся и замкнувшиеся в себе философские институции. Коль скоро в недрах самого профессионального философского сообщества в течение 90-х гг. был осуществлен сугубо отрицательный пересмотр социальной роли философского образования, и отказ от идеологических обязательств состоялся, вполне оправдан вопрос о том, почему советская философия не разделила печальной участи того целого, частью которого она являлась.
        Старшие товарищи по философскому цеху гордятся тем, что до сегодняшнего дня им удавалось вполне успешно отстаивать позиции философии в системе высшего образования. Но эти заслуги вряд ли можно считать бесспорной индульгенцией. Ведь речь должна вестись о том, что конкретно удалось сохранить, и в каком качестве старая система философского образования была инкорпорирована в нынешнюю действительность. Может быть, все же служить идеологии предпочтительнее, чем прозябать в состоянии разложения, пусть и приправленного блеском от умения зарабатывать деньги, обучая недорослей премудростям пиар-технологий и т.п.?
        Застолбить место, занять выгодную нишу - это ли удел философии, в этом ли ее свобода? И если сегодня кто-то повторит уже однажды сказанное о философии в нашей стране - "польза сомнительна, а вред очевиден", - то будет во многом прав. Будь проклята такая свобода! Нет нужды цепляться за сомнительные достижения от приспособленчества.

        Рациональность.

        Жизнь мудрейшего Сократа, который вместо того, чтобы зашибать бабки, шлялся по рынкам, была прервана чашей с ядом, принятой из рук собственных сограждан. Все прогрессивное человечество до сих пор не может простить афинским гражданам этой вопиющей несправедливости, несмотря на то, что с юридической точки зрения, судебный приговор был вынесен безупречно.
        Тем удивительней кульбит, совершенный его ближайшим учеником - божественным Платоном, который к концу жизни очутился на стороне тех, кто осудил Сократа. Задолго до всяческих попперов, смакующих тоталитарную сущность платонизма, Вл. Соловьев обнаружил здесь "жизненную драму" [4], которая заставила Платона принять тот страшный обвинительной приговор и присоединиться к гонителям мудреца.
        "Философ - сначала человек, а уж потом только философ, он должен жить, тогда только сможет он философствовать, и фактически философствует он для того, чтобы жить" [5]. Тот, кто пытается утвердить философию в безграничной свободе, преступает законы жизни. Быть может и Платон, в отличие от гуманистов и других любителей свободы, не простил своему учителю именно такой измены жизни?
        Свобода творчества, понятая как негативная, формальная свобода, и философское познание - понятия очень далекие друг от друга. Не на свободе творчества зиждется философия, а на позитивной свободе, которую дает лишь ориентация на полноте жизни, на подлинном ее истоке. И сам Платон проявляет именно такую свободу, положительно ориентируясь на культе (См. об этом: о. П. Флоренский, "Философия культа" [6]).
        Сейчас трудно найти профессионального философа, который бы без брезгливости говорил о том, что в советское время философия была служанкой идеологии. Страх догматизма, который враждебен всяческому свободомыслию, парализует волю современным профессионалам. Но "догматизм есть цельность духа" (Н. Бердяев). И пусть состоявшаяся деконструкция "измов" и освободила современность от множества неудобств, сделала для некоторых творческих личностей жизнь во многом приятной и комфортной, все же что-то рабское проглядывает в современном культе свободы от догматизма и тоталитарного гнета. Цельности нет, ведь всякая деконструкция - это рациональное разложение. Современное философское образование не может не пребывать в этом состоянии.

        Садомазохизм.

        Есть нечто отталкивающее и сомнительное в понятии "профессиональная философия". Здесь что-то противоречит обыденному представлению о подлинном философском призвании. Сами профессиональные философы нередко подчеркивают, что они являются не более чем знатоками философии (ее историками), эрудитами, но не философами в подлинном смысле слова.
        Но откуда эта робость, это бессилие? Уже не одно поколение, вступающее в активную пору своей жизни, не может в полной мере проявить творческую силу. Реальность как бы закрылась, стала непроницаемой для наших усилий. Между тем основатели советской философской школы во многом были дилетантами и в большинстве своем не имели философского образования. Но с каким бесстрашием они клеймили признанных классиков и сажали их на пароходы! Своими руками творили историю, ковали будущее человечества!
        Может быть, во многом они были и неправы. Но, в отличие от болезней старости, болезни роста изживаются, преодолеваются в торжестве молодости, расцветающей жизни. Старость же не питает надежд. Она может быть преисполнена достоинства, но может и трусливо брюзжать. Наши профессиональные философы брюзжат, не хотят уходить с арены вместе с той эпохой, от которой малодушно теперь отрекаются.
        Отношение к прошлому и современности, а в конечном итоге к предназначению философии - вот тот водораздел, по которому проходит конфликт поколений в современном философском сообществе. Мы вовсе не должны быть безмерно благодарны своим старшим коллегам только за то, что они сохранили систему в тот момент, когда все вокруг рушилось в тартарары.
        Что они нам оставят? Философские факультеты и кафедры, где каждой твари по паре и где зачастую утрачена фундаментальная связь с тем, что оправдывает философское познание как таковое и делает его особым, ничем не заменимым типом социального служения. И, мягко говоря, весьма недоброжелательное отношение к философии со стороны народонаселения, ибо факт совершенного предательства и отречения не может быть искуплен несколькими наездами со стороны власти. "Собаке собачья смерть" - говорят о предателях.
        Если, как сказал П. Флоренский, "объективной правды, над человеком стоящей, и не признает наша современность" [7], то нужен ли нам весь этот философский синкретизм, отвлеченный от жизни и превращающий занятие, получившее высокое звание "любви к мудрости" в частную лавочку для индивидуального самовыражения?
        Нынешние генералы от философии хотят, чтобы философия ни в коем случае не была служанкой идеологии. С садомазохистским наслаждением вспоминают они тоталитарное прошлое и гордятся обретенной свободой. Но ведь на место идеологии они без зазрения совести поставили корпоративные интересы профессионального сообщества, - вот чему они рабски преданны, вот бог, которому они служат.
        Философия не может гнушаться грязным, мучительным и запутанным миром. Не подобает ей заботиться о том, как бы поудобнее устроиться в каком-нибудь теплом местечке, не такими путями идет тот, кто в конце жизни может сказать: "мир ловил меня, но не поймал" (Г. Сковорода). Философии подобает строгость и суровость, а не благодушие и расслабленность. Не либерализм, а догматизм, цельность духа исцелит ее. А стало быть, настало время ясно дать себе отчет в том, служанкой чего является философия: живого и единого Бога - или же мертвых идолов толерантного политеизма.
        Создавать в современной России немертворожденные социальные идеологии, способные дать обществу утраченную возможность осмысленного общего действия, смогут или философы, или никто. Однако для того, чтобы это стало возможно, начинать надо с себя - т.е. с разговора об идеологии самого философского сообщества. Пока, на данный момент, болевая точка именно здесь.

        Примечания.

1. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма. - М., 1993. - С. 837
2. Унамуно Мигель де Агония христианства // О трагическом чувстве жизни. - М. 1996. - С. 307
3. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма. - М., 1993. - С. 836
4. См.: Соловьев В.С. Жизненная драма Платона // Соловьев В.С. Соч. Т. 2. М., 1988.
5. Унамуно Мигель де Агония христианства // О трагическом чувстве жизни. - М. 1996. - С. 50
6. Флоренский П. Собрание соч. Философия культа (опыт православной антроподицеи). - М., 2004.
7. Флоренский П. Параграфы 34, 35 и 36 из "Философии культа" // Regnum Aeternum. - М., 1996. - С. 198.

Справка:

Гараджа Никита Владимирович (1977 г.р.) (E-mail: garadja@yandex.ru), кандидат философских наук (2003), кафедра философии гуманитарных факультетов ФГУ Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, редактор "Русского журнала".