Запасные части для коммунальной и дорожно-строительной техники

Жизнь

2009. Вейник В.А., "Поход по Оби. 1984".


Поход по Оби. 1984.

Вейник В.А.

Рукопись, 25 июня 2009 года.

        11 августа 1984 года мы отправились в водный поход по реке Обь. Команда: я, Гриша Сивопляс, Игорь и Раечка Кутасевичи и парень из Владимира. От города Салехард на почтовом буксире мимо Казым-мыса (265 км) ещё километров 30-40. Обратно сплавлялись на моторке "Казанка". С собой брали мою трехместную байдарку, подвесной мотор и несколько пустых канистр, в надежде раздобыть бензин на месте. Подвесной лодочный мотор мы с Игорем купили 08 июня 1984  для использования в походах, если потребуется нанять моторную лодку. Этот вариант был (единственный раз) реализован во время похода на реку Обь.

        Лабытнанги-Салехард.

        Лабытнанги (от хант. лапыт нангк - семь лиственниц) – город (с 1975) окружного значения в Ямало-Ненецком автономном округе Тюменской области. В 1948 году селение Лабытнанги стало железнодорожной станцией, 15 декабря 1952 года получил статус рабочего посёлка в составе Приуральского района. 28 сентября 1956 г. передан в административное подчинение Салехардскому горсовету
        Население 27 445 человек (2007). Город расположен на левом берегу Оби, напротив Салехарда. Город находится немного севернее северного полярного круга.
        Усердием заключенных исправительно-трудового лагеря № ЯЦ-34/8 (г. Лабытнанги, ул. Северная, д.33; с 2005 г. - Исправительная колония № 8) Лабытнанги быстро превратился в крупную лесоперевалочную базу. Сплавляемый с лесоповалов по Оби лес перерабатывался и отправлялся по железной дороге на воркутинские шахты. Во главе лагеря с 1983 по 1994 стоял полковник внутренней службы Выговский Николай Константинович.
        Салехард (от ненец. сале - мыс + хард - дом, поселок), до 1933 года Обдорск (от названия реки Обь и слова "дор", в переводе с языка коми - "место возле", "около чего-нибудь"; на языке ханты Полноват-вож, т.е. место около устья запорной реки, имеется в виду река Полуй), расположен на правом берегу Полуя недалеко от его впадения в Обь. В 16 км (по прямой) от Салехарда, на другой стороне Оби, находится город и ближайшая железнодорожная станция Лабытнанги. Связь между Салехардом и Лабытнанги летом речным трамваем, зимой по льду - автобусным сообщением.
        Итак, выбрались мы из поезда и на автобусе добрались до берега протоки, где было достаточно много моторок. Мужики разбрелись по берегу в поисках бензина. К вечеру выяснилось, что бензин в эти местах привозной и естественно является жутким дефицитом. Кто-то нам посоветовал попытать счастья в Салехарде, мол, там гораздо больше шансов. Свалили мы свои вещи на махонькой деревянной пристани с будочкой для продажи билетов и стали ждать утренний речной трамвайчик. До наступления ночи ничего не оставалось, как наблюдать местную жизнь, а она оказалась весьма необычной.
        Напротив берега находился большой остров, заваленный огромными кучами бревен, с подъемными кранами и сторожевыми вышками вдоль воды. На нашем берегу тоже стояли вышки, одна из них даже находилась рядом с пристанью. Я подошел к вышке и увидел, что сверху меня разглядывает солдатик с автоматом. Махнул ему рукой, приглашая спуститься. Как ни странно, спустился. Мы разговорились. Оказалось, что на острове работают зеки из соседнего лагеря. Сменяются два раза в сутки. На вопрос: "Бывают ли побеги", ответил, что редко, т.к. бежать некуда. Выбраться на юг можно только поездом вдоль Урала или пароходами вверх по Оби. Все тщательно проверяются. Кроме того, охране разрешено стрелять по любому плавсредству, приближающемуся к острову. Рассказал, что охране на вышках приходится труднее, чем зекам, особенно зимой. Наверху в стужу никакая доха не спасает от ветра. Одно время пытались обогреваться электрическим "козлом". Помогало, пока кто-то нечаянно не спалил вышку. С тех пор электронагреватели запретили категорически.
        Перед рассветом рядом послышались автоматные очереди. Через пару минут мимо меня к берегу промчались несколько солдат с автоматами и овчарками. Крикнул вверх на вышку: "В чем дело?" Ответили, что какая-то моторка подошла слишком близко к острову.
        Утром довелось посмотреть, как происходит смена зеков на лесоперевалочной базе. Вдоль нашего берега на воде был привязан длинный и узкий наплавной мосток с "колючкой" вместо перил. В нужное время подошел вохровский катер, подцепил мосток за один конец и по дуге завел его к острову. На берегах с обеих сторон в берег упирались узкие коридоры из высоких сплошных заборов, высотой 2,5-3 м. Все заборы по верху были надстроены метровой стеной из колючей проволоки. После того, как к концам коридоров присоединили наплавной мосток, появилась цепочка быстро идущих "свежих" зеков. Останавливаться им запрещено. Потом с острова в обратную сторону пошли "отработанные" люди. Единственное, что мне тогда понравилось, на всех зеках была новенькая одежда – синие телогрейки, ушанки и сапоги.
        Рано поутру на речном трамвайчике мы переправились в Салехард и расположились на берегу в районе стоянки моторок. Оказалось, с бензином в Салехарде ничуть не лучше, чем в Лабытнанги. Уповать можно было только на чудо и… оно случилось.
        Я с Шуриком (походное прозвище Григория Сивопляса) взяли трехлитровый бидончик, забрались на обрыв над берегом и потопали в город на поиски молока для каши. Не прошли и трех десятков метров, как наткнулись на функционирующий (!) пивной ларек, да ещё без очереди. Вот с чего начинается "обыкновенное чудо"! Какое к черту молоко? Мы залились и трусцой назад к своим. А там внизу у воды Игорь болтал с каким-то местным парнем. Эдакий круглолицый улыбчивый крепыш в очках. В это время подошла моторка с рыбаками. Они дали нашему собеседнику шикарного соленого муксуна. Он оказался очень "полезен" для нашего пива. Мы все вместе уселись на дно перевернутой лодки и под пиво с рыбкой завели разговоры "за жизнь". Между прочим, именно тогда я впервые попробовал неведомый мне "малосол" – настоящую красную рыбу (хотя у муксуна мясо белое, чуть розовое), выловленную и посоленную всего час-полтора назад. Вкус необыкновенный! Под огромную рыбину мы не раз бегали "в горку" для пополнения бидончика напитком, укрепляющего дружбу мужиков.
        В беседе выяснилось, что наш новый знакомый – главный рыбнадзорщик района. Он рассказал нам как, что и где ловить на Оби. Потом  кому-то велел продать нам на автобазе бензину, сколько надо. Дал нам на месяц свою огромную казанку. Сходил к стоящему недалеко почтовому буксиру и поручил капитану забросить нас километров за 700 вверх по Оби на какое-то очень рыбное место. Позвонил в поселок Казым-мыс (по воде 265 км от Салехарда) и велел своим нас приветить, рассказать что где, а также не мешать ловить и охотиться.
        Взамен только попросил, если будем собирать ягоды, то ему сделать ведерко бруснички. Чем не чудо?!
        Буксир отходил на следующий день, а вечером мы отправились на ночевку вверх по реке Полуй, до ближайшего (за поворотом) острова.

        Полуй.

        Река Полуй - в переводе с хантыйского - запорная река (Пулн-Юган), правый приток Оби (Тюменская область РСФСР). Образуется слиянием рек Глубокий Полуй и Сухой Полуй. Длина 635 км (от истока Глубокого Полуя, длина собственно Полуя 369 км). Впадает в Обь у г. Салехарда
        Река интересна тем, что вдоль неё начиналась недостроенная железная дорога на Игарку. Строительство дороги вдоль Северного полярного круга Салехард - Игарка, известной также как "мертвая дорога", можно считать одним из самых грандиозных проектов ГУЛАГа.
        22 апреля 1947 Совет Министров в секретном постановлении за № 1255-331-сс принял решение приступить о строительстве крупного морского порта в Обской губе в районе мыса Каменный и железной дороги от ст. Чум (южнее Воркуты) до порта. Необходимость строительства железной дороги была вызвана двумя причинами: экономической - освоение северных территории, богатых полезными ископаемыми и военно-стратегической - защита Арктического побережья. Идея строительства принадлежит самому Сталину: "Надо браться за Север, с Севера Сибирь ничем не прикрыта, а политическая ситуация очень опасная". Строительство было поручено вести Главному управлению лагерного железнодорожного строительства (ГУЛЖДС), входившего в систему ГУЛАГа. Основной рабочей силой были заключенные и ссыльные. Вольнонаемные составляли незначительное число и занимали в основном руководящие должности.
        К концу 1948 г. была построена ветка Чум - Лабытнанги (поселок в устье Оби) протяженностью 196 км. К этому же времени выяснилось, что в районе мыса Каменный сооружение морского порта невозможно из-за гидрогеологических особенностей. Однако от идеи создания заполярного порта на трассе Севморпути не отказались. Было предложено перенести порт в район Игарки (север Красноярского края), для чего требовалось продолжить линию Чум - Лабытнанги на восток. Были созданы два управления строительства: № 501 с центром в Салехарде и № 503 в Игарке (управления имели номера, поскольку строительство было засекреченным). Строительство железной дороги велось навстречу друг другу.
        По архивным источникам приблизительное количество заключенных на всей трассе Салехард - Игарка колебалось от 80 до 100 тысяч.
        Несмотря на суровые природные условия: морозы под 50 градусов, болота, бездорожье, гнус, дорога возводилась быстрыми темпами. К началу 1953 г. было построено около 800 км из запроектированных 1482 км. На западном отрезке полностью была построена ветка Чум - Салехард. От Салехарда до Надыма было открыто рабочее движение. На центральном участке - от реки Большая Хетта до реки Пур было уложено 150 км земляного полотна. На восточном участке - от Ермаково до Янова Стана на реке Турухан - было открыто рабочее движение. На реках Обь и Енисей действовала паромно-ледовая переправа. Оставался недостроенным центральный участок стройки - между Пуром и Тазом. В 1953 г. вскоре после смерти Сталина, правительством было принято решение о консервации стройки и последующей ее ликвидации.
        В отличие от других "великих строек коммунизма" Северная железная дорога оказалось мертвой дорогой. На строительство было затрачено несколько миллиардов рублей. На ее ликвидацию только в 1953 г. было потрачено 78 млн. руб. (по ценам того времени). Но огромное количество материальных ценностей так и не удалось вывезти (из-за удаленности от населенных пунктов и отсутствия транспорта). Многое из оборудования, мебели, одежды уничтожалось на глазах жителей ж.-д. поселков. Остались брошенные паровозы, опустевшие бараки, километры колючей проволоки и тысячи погибших заключенных-строителей, цена жизни которых никого не интересовала.
        В 1990 г. Институт Ленгипротранса дал заключение, что "в обозримом будущем (до 2005 г.) её восстановление не представляется целесообразным".
        Сейчас железная дорога Салехард - Игарка подобна зоне из кинофильма Андрея Арсеньевича Тарковского "Сталкер" (1979): вечная мерзлота искорежила рельсы, вздыбила мосты, размыла насыпи, разрушила бараки, опрокинула паровозы. Но и в таком состоянии дорога еще сильнее притягивает к себе внимание.

        Вверх по Оби.

        Обь - река в Западной Сибири, самая протяжённая река в России и вторая по протяжённости в Азии. Название Обь происходит от зырянского (так русские назвали коми) составного слова Обва, где "об" - снежная вода, а "ва" - река. Обь образуется на Алтае слиянием рек Бии (длина 301 км) и Катуни (длина 688 км), длина Оби от слияния 3650 км (от истока Иртыша 5410 км). На севере река впадает в Карское море, образуя залив (около 800 км длиной), который носит название Обская губа. В залив река выходит через дельту двумя основными рукавами - левым (Хаманельская Обь, длиной 135 км) и правым более мощным (Надымская Обь, длиной 176 км).
        Обширная пойма изрезана рукавами, протоками, озёрами, заливается в половодье на 40-50 км. У Перегрёбного Обь делится на 2 рукава – справа Большая Обь (длина 446 км) и слева Малая Обь (длина 456 км) с глубинами (в межень) до 2,5-3 м. Близ Салехарда Большая и Малая Обь снова сливаются в один грандиозный водный поток шириной до 20 км и глубиной до 40 м. Правый берег на значительном протяжении высокий и обрывистый, левый - низкий, с заливными лугами и кустарниками.
        В среднем и нижнем течении спад половодья с наслаивающимися дождевыми паводками продолжается до ледостава. Размах колебаний уровней в верхнем течении в среднем 5 м, вниз по течению он растет до Александровского - 9 м, перед слиянием с Иртышом понижается до 7 м, ниже впадения Иртыша достигает 10 м, а к устью снижается до 5 м.
        Обь богата не только красной рыбой. В ней ещё наличествуют почти все металлы таблицы Менделеева. Марганец, алюминий, цинк, железо обнаружены во всех пробах воды. Причем, металлы обнаруживаются, как правило, в повышенных концентрациях. Марганца в воде больше допустимого содержания в 3-12 раз, алюминия - в 11-152 раза, цинка - в 2-190, а железа - в 2-23 раза. Хром и ртуть в воде Оби не были обнаружены.
        Как и на воздух, огромное влияние на состояние воды Оби оказывают предприятия нефтедобычи, нефтепереработки, промышленности и оборонного комплекса, находящиеся выше по течению рек Обь, Иртыш и в Среднем Приобье. Данные исследования качества воды Оби в районе посёлка Казым-Мыс показывают, что ежегодно с водами реки в Обскую губу поступает 25-30 тысяч тонн нефтепродуктов и около полумиллиона тонн ионов тяжелых металлов - железа, марганца, цинка.
        Погрузились мы на почтовый буксир, вещи сложили на корме, сами расположились тут же кружком и приступили к ужину. Единогласно решили отметить удачное начало похода. В полумраке Игорь вытащил из рюкзака бутылку взаправдашней водки, сказав, что специально её припас для такого случая. Первому накатил мне полную эмалированную кружку (ГОСТ 5.801-75, емкость 0,4 л, диаметр 90, высота 80, вес 0,1 кг).
        Пью и думаю: для водки крепковато, для первача чистовата, пьется легко, чтобы это могло быть такое? Выпил и чувствую, дыхание заклинило. Показываю руками Шурику, мол, дай что-нибудь. Тот тычет мне в рот огурец. Отмахиваюсь, показываю, дай запить! Игорь хихикает, а Шурик, схватив кружку, кинулся к борту зачерпнуть воды. Чуть не загремел в утопленники, там вместо нормальных перил, была обыкновенная веревочка. Игорь еле успел в него вцепиться и оттащить. В конце концом дали мне котелок с остатками холодного супа, по консистенции напоминающего студень. С трудом проглотил пару ложек, потом очумело спрашиваю: "Что это было!? Чуть не задохнулся!"
        Вдруг Игорь засуетился, полез шарить в рюкзаке, потом истерично заорал на меня: "Спирт сожрал! Неужто не понятно, что пьешь!! На хрена было всё-то допивать!!!" Оказалось, что он вез из Москвы пару поллитровок спирта в надежде обменять его на шкурки для шапки или воротника. Мы хохотали, а он чуть не плакал.
        Потом поужинали и я совершенно ровно спустился в кубрик и завалился спать на верхней полке (на буксире кубрик, как купе плацкартного поезда). Утром, проснувшись, узнал, что ночью был серьезный аврал. При подходе к берегу у поселка Питляр, наша моторка, болтающаяся сзади на канате, наскочила на камень, перевернулась и утонула. Полночи ребята с матросами её вылавливали. Меня разбудить им не удалось.
        Весь следующий день мы шли по необыкновенным водным просторам изредка останавливаясь у прибрежных деревень (поселков). Во время остановок обязательно разыскивали сельпо и обшаривали его книжный запас. Мы давно знали и пользовались тем, что в нашей стране книги и пр. товары распределяются поровну между всеми селениями. В любой "дыре" можно случайно найти прекрасные книги (как правило, по штучке), которые в Москве днем с огнем не найдешь, а там они плесневеют никому не нужные.
        Когда наши матросики затеяли обыкновенную традиционную пьянку, капитан занервничал. Долго его голова дергалась от курса вперед к трапу вниз. Я в это время стоял рядом и с любопытством наблюдал борьбу долга с потребностью утолить жажду. Жалея мужика, сказал: "Покажи, куда рулить, и иди к своим. Я справлюсь, только иногда выходи меня проверить". Он обрадовался, велел мне совмещать носовой флагшток с такой-то точкой на горизонте и молниеносно нырнул в трюм. Штурвалить было очень непривычно. Дело в том, что впереди вода и небо сливались воедино, неразличимы совершенно. Всё кругом мрачное и серое. Только с боков двумя тонкими клиньями просматривались берега и целиться надо было в середку между ними. А если учесть, что простор скрадывает расстояние, то очень трудно оценить, далеко ли до береговых клиньев. Слава богу, периодически между стаканами из люка высовывалась капитанская взбаламученная голова и матерно корректировала курс, иначе я бы точно вывел буксир на мель или камни.
        Вечером ребята высадили нас посреди реки на галечную отмель и пожелали удачной рыбалки. Ночевать пришлось на камнях, т.к. до крутого обрывистого берега было никак не меньше полсотни метров через воду.
        На следующий день мы собрались, наладили мотор и начали обследовать бесчисленные протоки с намерением выбрать удобное место для стоянки. Встали всё-таки на правом берегу Оби под крутым откосом, и до воды близко, метров 20-30. Построили долговременный лагерь с маленьким причалом для моторки и байдарки. Как оказалось, бревна таскали на берег совершенно зря. Оказывается, ежедневно уровень реки падает не менее чем на 10-12 см, а вода отступает на 10-15 метров так, что утром лодки оказываются присосанными к илу довольно далеко от кромки воды. Такое происходит всё лето до самого ледостава.

        Рыбалка.

        В водах Оби и Обской губы пока ещё обитает около 50 видов и подвидов рыб, половина из них имеет промышленную ценность. Объектами промысла являются ценные виды: осетр, стерлядь, нельма, муксун, чир (щекур), тугун (сосьвинская сельдь), сиг, пелядь (сырок), а также частиковые – судак, щука, язь, налим, лещ, елец, плотва, караси, окунь.
        Название "красная рыба" исстари дано осетровым (осетру, севрюге, белуге, шипу, калуге), хотя мясо у них белое.
        Частиковая рыба (на Урале - "черная рыба") происходит от слова "частик", т.е. частая и мелкоячеистая сеть, которая входит как составная часть в частиковый невод, отличаемый от "красноловного" невода, т.е. предназначенного для лова красной рыбы (осетровый породы).
        Местное население ханты (на хантыйском – "человек") и манси (на мансийском – "человек"), в прошлом известные под названием остяки и вогулы, ловят осетров километровыми наплавными сетями. На наши просьбы купить немного осетринки на пробу, отвечали, что у них даже для себя нет. Вся красная рыба отбирается и продается за границу. Позже мы узнали, что выемку сетей контролирует милиция.
        Остальной улов сдают на плашкоуты – специально оборудованные плоскодонки для транспортировки рыбы. На вырученные деньги в первую очередь закупается водка в безумных количествах. В стойбищах грязища. В чумы лучше не заглядывать – зрелище отвратное. Отхожие места – маленькие канавки в полштыка лопаты сзади чума. Если греет солнышко, то вонь кругом невообразимая.
        Однако ловят и разделывают рыбу мастерски! В устье одного из притоков Оби мы увидели стойбище, рядом с которым установлена интересная плотина для ловли рыбы. Приток, а может быть протока, перегорожен двумя наклонно стоящими друг к другу рядами тонких шестов, мешающих проходу рыбы. Перед плотиной на дне уложена сеть. Её периодически по частям поднимают с помощью Н-образных распорок и выгребают рыбу. Далее в дело включаются женщины.
        Довелось посмотреть, как делают юколу - вяленую на солнце и ветру рыбу. В словаре Брокгауза и Ефрона (позапрошлый век) сообщается, что "под этим названием известна в Восточной Сибири сушеная рыба, преимущественно из лососевых пород, приготовляемая туземцами (якуты, камчадалы, алеуты и др.) впрок для пропитания зимой себя и своего главного домашнего скота – собак".
        Наверное, так и было далеко раньше, а сейчас это любая рыба не более локтя длиной. Представьте себе, бабка берет рыбу за хвост, шлепает на доску. Три ювелирных движения ножом и она разделана! Первое – вдоль тушки от головы до хвоста (полоса не отрезается), переворот и такое же движение с другой стороны. Третьим движением от хвоста с двумя полосами мяса отсекается хребет с целенькими ребрами, головой и потрохами. Отбросы летят в огромный котел для выварки рыбьего жира. Рыба в виде двух половинок, связанных хвостом, перекидывается через шест для сушки.
        Удочками и спиннингами на "приличных" реках ловить не принято. Пустая трата времени. Только бестолковые туристы для потехи могут заниматься такой ерундой.
        Мы на Оби пользовались маленькой сеточкой, высотой 1,2 м и длиной около 25 м. Брали щуку в неограниченных количествах, попадались судаки, иногда муксуны. Однажды выловили махонькую стерлядку. Игорь сунул её в котелок с водой, чтобы нам показать, когда вернемся с охоты, и умчался на берег. Позже пришла Раечка. Ей срочно приспичило варить кашу. Идти за водой далеко, а тут уже есть, поэтому, не задумываясь, она бухнула порошковое молоко в котелок, подвесила его на огонь и… Каша получилась зверски воняющая рыбой. Так что мы стерлядку и не посмотрели, и не попробовали. Зато прочую рыбу ели во всех видах, особенно налегали на рыбу горячего копчения. Была у нас печурка в виде кубика 350х350х350 см из нержавейки с тремя рядами сеток. Сделал её мне сварщик Валера Колычев из московского АКБ "Кристалл".

        Охота.

        К сожалению мы были привязаны к воде, поэтому бродить приходилось вдоль Оби и её проток. Утки там несметное количество, особенно на маленьких озерах в пойме. Не охота, а обязаловка по заготовке харчей, как на городском рынке. Нам надо было в день по утке на человека. За птичками ходил в основном я. "Трудность" охоты заключалась только в одном – бить утку рядом с берегом, чтобы до неё можно было легко дотянуться. Для экономии патронов придумал себе развлечение – подбивать по две-три штуки одним выстрелом, для чего надо подползти к берегу, замаскироваться и терпеливо ждать, когда они сойдутся на одной линии. Не так-то это просто, если учесть, что утки довольно бдительны. Опасность замечают на большом расстоянии и немедленно вопят, подавая команду "на взлет".
        Однажды ребята забросили меня на другой берег, чтобы я до вечера побродил по тамошним местам. Уж больно много уток кружило над лесом в том районе. Нашел я длиннющую заводь меж обрывистых берегов, в которой сходящая вода оставила много озерков. Уток там увидал превеликое множество. Вокруг над обрывом, высотой метра четыре, сплошной практически непроходимый ивняк, внизу ил с песком. Идти по нему очень трудно, за каждый шаг болотина всасывает по самые помидоры. Решил лезть по-над обрывом в полувисячем состоянии, цепляясь руками за стволы, точнее одной рукой, т.к. в другой - ружье наготове. Почти добрался до озерка, как из-под ног с шумом вылетела толстенная утка-сторож. В азарте я вскинул двустволку и выпалил в нахалку. Естественно, иву из рук пришлось выпустить, поэтому, как хреновый самолет, немедленно ушел в крутое пике: впереди кепка с мордой, сзади штаны в сапогах и я между ними. Воткнувшись в ил, с огромным трудом перевернулся и уселся по пояс в грязи. Потом началась увлекательная процедура по выковыриванию ила с песком изо рта, носа, ушей, из стволов ружьишка, на все лады проклиная всё пернатое сословие. Это ещё не всё, надо было выбраться на берег реки и долго отмываться. Конечно, без уток в этот день я не остался, но до вечера болтался вдоль залива в мокрой одежке и хлюпающих сапогах.
        Под конец отпуска мы с Шуриком решили на недельку сходить на байдарке вглубь тайги и чем-нибудь подобычиться. Ребята подвезли нас на казанке до ближайшего притока. Велели возвращаться своим ходом, но с едой, и выпустили, сказав на прощание: "Фас!" Жил ли кто-нибудь в тайге из зверья, сказать не могу, но на одной из стоянок утром мы обнаружили вокруг палатки следы медведицы с парой любопытных медвежат. Ни нас, ни наше барахло они не тронули. Может помешал запах дерьмового табака?
        На обратном пути увидел я стаю куда-то спешащих турухтанов. Это такой кулик средней величины, птица из семейства бекасовых, встречающаяся как в тундре, так и во влажных низменных местностях и болотах по всей Евразии. Подстрелить в центральных районах хотя бы чуть-чуть – великая удача и гордость для охотника, т.к. птичка редкая и очень деликатесная.
        Патронов у нас оставалось мало, но я упросил Шурика пожертвовать одним зарядом, чтобы хотя бы поближе рассмотреть птичку. Тем более, стая села на берегу недалеко. Потихоньку подгребли к ним метров на двадцать. Наша стайка начала подниматься, превращаясь в ни с чем не сравнимую черную тучу птиц. Когда многотысячный плотный слой турухтанов увеличился метров до двух, я выпалил в него мелкой дробью. Туча ушла, а на берегу осталась изрядная горка пичуг. Выбравшись на берег, подошел к ней, проваливаясь в топь на всю длину охотничьего сапога. Насчитал семнадцать штук, да два подранка убежали. Кто в Москве поверит про выстрел, когда "одним махом семнадцать побивахом"?
        Дело к обеду, решили встать на стоянку и попробовать нежданный деликатес. Шурик начал ощипывать турухтанов, а я нашел на берегу лист жести и отдраил его до блеска шкуркой из ремнабора. Потом загнул края и получился неплохой противень.
У нас не было ни хлеба, ни соли, ничего съедобного, кроме пакетика порошкового киселя. Почесав маковку, поставили противень с разделанными тушками на огонь и стали терпеливо ждать, когда хоть что-нибудь можно будет слопать. Но… через несколько минут птички дали огромное количество жира и прекрасно жарились "в собственном соку". Обед удался, хоть и без соли, но умяли мы всех птичек. Вкус незабываемый!
        Шурик завалился подремать, а я пошел в нескончаемые заросли камыша на поиски озерков с утками. Надо было привезти ребятам в лагерь птичек, т.к. ружье было только у меня. Кстати, битую дичь легко сохранить 2-3 дня, предварительно выпотрошив и набив нутро хвоей (или крапивой). В общем, бесшумно крался я в двухметровых зарослях на звук кряканья, вытягивая вверх шею и всматриваясь в просветы. Вдруг мой резиновый сапог 45-го размера куда просел. Чтобы не упасть, глянул вниз и обомлел. Сапог, как палец в миску, попал в свежий медвежий след. Я с той же осторожностью повернулся назад и покрался в обратную строну, к воде, к лодке, к чертовой матери от такой зверюшки. Выбравшись, немедленно распихал Шурика, попрыгали мы в байдарку и деру.
        По Оби проходили мимо какой-то правобережной деревушки. На причале сидели двое русских – дед и необыкновенных размеров мужичина. Притормозили рядом. Волны были примерно метровой высоты. Байдарка гнулась, как резиновая. Шурик веслами удерживал лодку на одном месте, а я вертел самокрутку. Спрашиваю у мужиков: "Как поселок называется?" Дед, ни слова не говоря, встал и медленно ушел. Пока я курил, здоровяк на нас молча пялился, потом встал и, прежде чем уйти, сказал: "Не страшно? Я бы в такую лодку ни в жизнь не сел". Ответил: "Привыкли". Поняв, что разговора не будет, мы пошлепали веслами дальше.

        Возвращение в Салехард.

        Обратно наша команда шла на казанке: пять человек, рюкзаки, упакованная байдарка, пустые канистры. По пути остановились в Казым-мысе. Деревушка представляет собой жалкое зрелище. Убогость и нищета во всем. Однако некоторые не сдаются. Зашли мы с Игорем в крайнюю избу. Там молодой сухощавый мужчина, одетый в "городской" спортивный костюм. Разговорились. Он назвал себя единственным интеллигентом в этих местах. Приехал сюда из города примерно год назад (1983) с молодой женой. Читать здесь, правда, нечего, но спортом занимаются, каждый день бегают несколько километров для поддержания тонуса.
        Вспоминая события тех времен (а сейчас на дворе 2009 год), нашел в Интернете немножко сведений о поселке: Казым-мыс, деревня (поселок сельского типа) в Шурышкарском районе Ямало-Ненецкого автономного округа. Местная община под началом Дениса Нахрачёва – пять семей потомственных рыбаков и охотников. Людей мало - нет работы. Поселок у воды, можно добывать рыбу, а процветает пьянство. Через несколько лет даже рыбоучасток придется закрыть - нет дохода. И люди будут просто доживать. В 2004 году в Казым-мысе закрыта школа: на четырех учеников было шесть человек обслуживающего персонала.
        Вот ещё отголосок местной жизни: 11 июня 2004. Новости: "В Казым-Мысе нынешняя зима, по словам старосты Кузьмы Нахрачева, была довольно благополучной.
        Проблем с топливом не возникало: дрова население заготавливает самостоятельно. Бюджетные организации, а таких в деревне немного, оформляют договоры на доставку и распиловку также с местными жителями. Осенью из Горок было завезено тридцать пять тонн угля и его хватит до лета: котельная отапливает Дом культуры и ФАП, которые находятся в одном здании. Здание не самое старое, 1988 года постройки, но из-за низкого качества строительства уже требуется капитальный ремонт. В прошлом году проводился только косметический. Временами отсутствует телефонная связь, но сейчас она налажена. По расписанию, два раза в месяц, совершались вертолетные рейсы. Такой график не совсем устраивал, но пассажиров на один рейс обычно было не больше двух-трех. В распутицу транспортного сообщения нет. С доставкой почты по этой причине возникают проблемы. Так, подписку жители оформляли самостоятельно, отправляя абонементы с оказией. Летом казым-мысовцы ждут строительства водопровода: деревня расположена на высоком берегу, а воду с реки приходится носить вручную. Емкость и насос уже завезены, для окончания работ требуются только трубы".
        Пытаясь пересилить беспросветную долю, 07 октября 2008 года национальная община "Нохращь" (от хант. "брат кедра") подписала с ямальским Окружным центром развития туризма соглашение о сотрудничестве по приему туристов в охотничьих угодьях Шурышкарского района. Гости общины смогут поохотиться на гуся, глухаря, тетерева, рябчика, медведя и лося.
        Дальнейшее наше продвижение по Оби на север запомнилось сквозь непрерывные ветер и волнение, да такое, что идти можно было только точно поперек волны. От малейшего изменения курса лодка норовила кувыркнуться. К берегу пристать не было никакой возможности, разве что врезаться в него на излучине реки. С грехом пополам добрались до Лабытнанги. Высадили людей, груз и я с Игорем пошли на ночь глядя (для экономии времени) в Салехард сдавать моторку хозяину. Выбрались на обский простор уже в кромешной тьме, только вдали светились перемещающиеся навигационные огоньки.
        Страшновато на пустой казанке попасть под океанскую посудину, но мы надеялись загодя увернуться. Конечно, без передряги не обошлось. На полпути увидели, что с двух сторон к нам приближаются две огромных тени. Решили держаться посередке между ними. Корабли на встречных курсах прошли хотя и далеко, но нам достались две носовые волны, сложившиеся в одну удвоенную. Моторку швырнуло вверх. Мы с Игорем взлетели ещё выше. Чтобы не упорхнуть вообще на хрен, вцепились кто во что: я в ветровое стекло, а приятель в мотор. Лодка с оглушительным грохотом шлепнулась о воду, нас кинуло, слава богу, внутрь. "Ветерок" нахлебался воды и заглох. Да и мы в себя не сразу пришли. Потом Игорь разбирал мотор и чистил свечи. Я нервно оглядывался – не идет ли к нам ещё какая-нибудь большая бяка. Проваландались битый час, пока чудо техники не заурчало нам на радость.
        На подходе к Салехарду мы встретили моторку, из которой нас изрядно облаяли за то, что шляемся ночью без фонарей: "Что? Жить надоело? Мать вашу…!"
        Короче, отдали лодку рыбнадзорщику, бруснику, обменялись домашними адресами и на последнем речном трамвайчике вернулись к своим в Лабытнанги.