Запасные части для коммунальной и дорожно-строительной техники

Вера

2006. Смирнов С.Г., "Его тревога и печаль".


Его тревога и печаль.

Смирнов С.Г.

Очерк из книги Смирнов С.Г., «Палешане. Мой друг Виктор Голов "со товарищи"»,
Иваново: изд-во "Иваново", 2006, стр. 64-74.

        - Мне покойный Вакуров не единожды говаривал: погоди, Виктор, спохватятся правители, возвратят православную веру, без неё им с нашим народом не сладить. Он считал, что немудрёное это дело - разорённые храмы восстанавливать, новых понастроить, архитекторов да строителей у нас пруд-пруди, а вот истинную веру уже, пожалуй, не вернуть, да и настоящие иконы писать будет некому, старики повымрут, а молодые, как ни старайся, не станут иконниками, халтуру будут гнать... - поздоровавшись со мной, сразу заговорил Виктор Иванович.
        В этот раз, приехав в Палех, я застал его сидящим в раздумье в комнатке-мастерской, которую он оборудовал себе в казённой квартире общежития училища. На его рабочем столе лежала почти готовая икона. Кто-то из приезжих заказал ему копию «Владимирской богоматери».
        - Видишь, пришла пора, - продолжал он, - начали восстанавливать иконописание, однако потребуется, пожалуй, не один десяток лет, чтобы хоть немного приблизиться к настоящему иконному искусству прежних мастеров. Правда, сейчас уже появились иконописцы – архимандрит Зинон, например, или монахиня Иулиания, ещё, может, кого не знаю, ищут, стараются вернуть старину, но, думаю, всё бесполезно... Простое копирование старых икон приведёт лишь к профанации иконописания.
        - Погоди, Виктор, ведь у вас в училище, кажется, всегда преподавали технику иконописи как основу палехского искусства: учащиеся писали лики, доличное, горки, палаты, думаю, если соединить всё это на доске, вот и получится икона.
        - Нет, дорогой Станислав Григорьевич, это у тебя довольно примитивное представление... Приглядись-ка повнимательней, сейчас большой спрос на икону породил ужасную халтуру, за её написание берутся абы кто – и художники-станковисты, и даже графики да оформители, а неграмотные настоятели церквей дают заказы любому, лишь бы поскорее да подешевле заполнить пустующие иконостасы. Но ведь ты знаешь не хуже меня: эти иконы не будут «работать», они просто дешевая декорация. Что говорил твой академик Вейник, когда приезжал в Палех: иконы старого письма, веками намоленные в храмах, излучают биополе. Как он его называл? Хрональным, кажется?.. Помнишь, как на десяток метров от этих икон аж зашкаливали его приборы? А иные – словно мёртвые деревяшки, простые картинки, и приборы рядом с ними молчат. Да что я тебе говорю, мы ведь тогда вместе все измерения делали в нашей церкви Егора Дубова, определяли степень намоленности икон...
        - Виктор, да ведь он тогда говорил о настоящих старых иконах – намоленных, или чудотворных... У них на самом деле обнаруживается напряжённое поле, которое почти не снижается даже в условиях музея, где посетители лишь глазеют на них, а не «подпитывают» своими молитвами. Это особые иконы, ты ведь знаешь, что создавались они в строгом соответствии с иконописным каноном, который в Византию пришёл, говорят, из Египта, а где египтяне этому научились, бог весть... Помню, вы с Вейником тогда подробно обсуждали структуру и строение древних икон, которые и превращают их в «полевой генератор божественной благодати» – кажется, так он это называл. Ведь тогда ещё многое было неясно и для самого Вейника, я вспоминаю, как внимательно он прислушивался к твоим рассказам и возражениям.
        - Ну, тогда я много и сам не знал и не понимал, но он так «зацепил» тогда меня своими идеями, что я долго места себе не находил, перечитал и передумал порядочно... А что, Вейник продолжает свои опыты с иконами? Пишет ли он тебе?
        - Пишет регулярно и статьи свои присылает... Знаешь, Виктор, мне всё-таки кажется, что он называет «хрональным полем» обычное биологическое поле, которое сейчас уже достаточно изучено. Теперь окончательно установлено, что оно образуется в любых живых объектах – и у людей, и у животных, да и у растений тоже. Недавно ко мне на кафедру приезжал тбилисский учёный Бобров, привозил свои индикаторные приборы для измерения биополя растений, много интересного он нам тогда показывал... Да, так вот сейчас обнаружено, что некоторые неживые, или, как говорят, «косные» предметы, облучаемые биополем, тоже могут его «запоминать» и накапливать. Потом, в определённых условиях, они это поле излучают, воздействуя им на всё живое. Например, одежда хорошо «помнит» наше излучение и может действовать на другого, кто её надевает. Недаром в старые времена «шуба с царского плеча» была инструментом порабощения, а подавалась как высочайшая милость...
        Я думаю, прав был Альберт Иозефович, называя намоленную икону «генератором». Это ведь он открыл и детально изучил, что микрокапилляры и ячеистые структуры, типа пчелиных сот, прекрасно аккумулируют «хрональное поле» и сохраняют его долгие годы, научился измерять его напряжение, но, как пишет мне в письмах, до сих пор безуспешно бьётся над оценкой его информационной составляющей.
        - Знаешь, Станислав, мне до сих пор неудобно, что я по невежеству так резко тогда возражал Вейнику, теперь вот во многом с ним согласен и мог бы даже рассказать ему кое-что новенькое.
        - Что, например?
        - Византийский иконописный канон требует, чтобы православную икону писали только на деревянной доске из кипариса, липы или, на худой конец, из берёзы. Но не из хвойных пород. Предварительно доска должна быть тщательно просушена, думаю, для того, чтобы капилляры древесины освободились от соков и превратились в микротрубочки, которые, как говорил тогда Вейник, и накапливают биополе. Кстати, многие нынешние художники пишут иконы на деревоплите или других материалах, пропитанных синтетическими смолами и прессованных, считая, что так дешевле и проще. Тут уж ни о каких микротрубочках говорить не приходится, такая икона никогда не «оживёт». Ну а дальше, ты ведь знаешь, на такую доску наклеивается паволока из льняной или хлопчатобумажной ткани. Беневоленский, дружок твой, рассказывал мне как-то, что волокна льна или кунжута под воздействием биополя меняют свои свойства. Это он обнаружил, изучая бинты, которыми пеленали египетскую мумию, что лежит в вашем ивановском музее. Да и Туринская плащаница, как ты знаешь, говорит о том же... Ткань эта наклеивается рыбьим клеем, который, высыхая, тоже образует ячеистые структуры. Д и следующий слой, левкас, также замешивается на животном клее. И, наконец, краска – яичная темпера. Вот, взгляни, я нашёл у Виннера [Виннер А., «Фресковая и темперная живопись», Ч.2, М.-Л., 1948] интересные данные, что при высыхании желтковой эмульсии образуется губчатый слой, имеющий сотоподобную структуру, при этом зёрна красочного пигмента обволакиваются и прочно связываются ею. А применяемая в древности томлёная в русской печи олифа, которой покрывали сверху темперное письмо? Высыхая, она ведь образовывала на поверхности петлистые ячейки, не то что нынешние бесструктурные синтетические лаки... Вот и выходит, что если подготовить весь материал для иконы строго по канону да ещё образ иконный написать красками, указанными в том же каноне, то и образуется «аккумулятор-генератор» по Вейнику: микрокапилляры древесины и ткани, мелкоячеистый клей, левкас кристаллический из гашёной извести, которую, кстати, гасили в ямах лет десять, наконец, ячеистый лецитин куриного желтка в темпере и петлистая томлёная олифа – смотри, сколько слоёв иконы насыщаются биополем молящихся... А я ведь тогда Вейнику не очень-то и поверил, думал, что это научная фантастика.
        Закурив, Голов продолжил:
        - Помнишь, ты привозил Зиновьеву на экспертизу икону Казанской Богоматери, которую мы с тобой тогда условно назвали «Грузинской Богоматерью», а на рентгеновском снимке её обнаруживался тёмный узор из металлической краски, и ты предположил, что это «антенна в Божий мир», а Николай Михайлович ещё рассердился на тебя за это? Мы всё пытались с ним тогда отнести её к какому-то стилю да хотя бы предположительно автора определить, всё искали, не оставил ли он свою подпись где-нибудь. Вспомнил? Так вот, я теперь всё думаю, почему великие иконописцы не ставили авторскую подпись даже на лучших своих иконах? Конечно, жёстко придерживаясь канона, они не считали себя настоящими авторами, были уверены, что это ангел водит их кистью. Но, кажется мне, была у них тайная задумка, что оставляют они в своём творении личный отпечаток – как сказал бы Вейник, «своё полевое клеймо» в структуре иконы. Ты ведь, наверное, знаешь, что иконописный канон обязывал мастера, прежде чем он сядет за икону, поститься и молиться истово, непрерывно думая при этом о предстоящей работе над образом. И, наверное, становилось его биополе чистым и огромным, раскалённым до предела. Вспомни-ка, как метался и мучался Андрей Рублёв в фильме Тарковского... Думается мне, что даже ещё не записанная иконная доска уже запечатлевала в своей структуре образ мастера-творца. Да и писал он её в напряжённом благолепии, сопровождая свою работу молитвами, в полной уверенности, что святой, образ которого он пишет, незримо рядом стоит. Я уж не говорю о том, чтобы водочки выпить или женщину приласкать в это время, ни-ни, за грех величайший тогда почиталось. Недаром Зинон называет икону «воплощённой молитвой».
        - Постой, да ведь есть же и подписные иконы, и, по-моему, за это они ценятся так высоко...
        - Ну, это несерьёзно, подпись ставили из тщеславии, беса тешили. Настоящий иконник на это никогда не пойдет, перед Богом не осмелится...
        Слушал я своего друга и радовался тому, как сильно вырос он за последние годы. Размышления о судьбах иконописания в новой России, постоянное чтение и разговоры на эту тему, наконец, практическая работа над заказными иконами превратили его в большого знатока этого дела.
        - Ну хорошо, а как такая икона, изготовленная и написанная по канону, станет намоленной, чудотворной? – подталкиваю я Виктора Ивановича к дальнейшим рассуждениям.
        - Думаю, поначалу она притягивала верующих красотой своей, без этого никак нельзя. А их фанатичные молитвы возле иконы заряжали её структуры, как говорил Вейник, коллективным биополем, и с годами она начинала ответно излучать это поле со страшной силой. Вот тогда икона и превращалась в чудотворную, приложатся к такой иконе православные, ощутят её силовое действие и словно водичкой родниковой умоются, словно с Богом побеседуют, как моя матушка Евдокия Фёдоровна в последние годы жизни говаривала. Ты ведь знаешь, она была у меня сильно верующей... И вообще, скажу тебе по секрету, я теперь согласен с Вейником, что настоящая намоленная икона – это окно в Божий мир. Индусы для этой цели, кажется, используют сложные упражнения йоги да всякие там медитации, а у нас всё просто: молись перед такой иконой с истовой верой – и откроется тебе Царствие Небесное. Совсем просто. А как говорил Вакуров, «где просто, там ангелов со ста»...
        - Если всё это известно, то почему же не восстановить иконописание по древним канонам? Почему не изготавливать такие «генераторы биополя» по старинным византийским рецептам?
        Да ни людей, ни материалов таких сейчас не найти. Истинных верующих раз-два и обчёлся, даже среди старого духовенства, что уж говорить об армии «новобранцев в рясах». Вон, говорят,  среди нынешних священников даже бывшие кагэбэшники есть, которые в недалёком прошлом истинно верующих отлавливали и наказывали. Да и среди известных иконописцев, пожалуй, один Зинон верует свято, и того, слышал я, завистники совсем затюкали... А что касается материалов для такой иконы, кто же станет сейчас тёс досуха доводить да известь по десятку лет гасить, чтобы она приобрела микроструктуру соответствующую, да и рыбьего клея, пожалуй, уже не найти, синтетический всё вытеснил, поскольку дешевле и удобней, хоть и мёртвый... А пигменты посмотри – одна синтетика, кому в голову придёт цветные глины из Ферапонтова, например, тащить да натуральными природными красителями заниматься? Вот и получается, как пишет тот же Зинон [Архимандрит Зинон, «Беседы иконописца», Новгород, 1993], что большинство икон нынешних только мешают молитве, ширпотреб этот, тем более типографские иконки, не имеет права на существование. Так ведь Зинон-то один такой, остальным наплевать, лишь бы деньги шли.
        - Уж больно строг ты, Виктор. Будь по-твоему, вообще иконостасы в церквях пустовали бы. Ведь ты и сам икону писать садишься не молясь да не говея, раз в Бога не веруешь?
        - Ну что про меня говорить, стыдно признаться, но я, как все наши советские атеисты, пишу их ради заработка. Потому и совесть меня гложет, понимаю, что так нельзя. Ты ведь знаешь, спрос на шкатулки, на брошки да на значки разные упал – и это правильно, так и должно быть. Вот и берутся палешане, и я в том числе, за любой заказ, что предложат «купцы» да посредники. А настоящие иконы, иной раз просто шедевры старого письма, уплывают за бугор... По правде сказать, печалит меня всё это до предела, и боюсь я, что вместо российского православия скоро у нас будет не пойми чего...
        - Тяжело тебе, Виктор, преподавать с такими мыслями, ведь в программах-то, поди, записано всё по-другому?
        - Приходилось нам, конечно, с Сашей Гордеевым считаться с методистами да искусствоведами и не лезть на рожон... Вон Котов Виталий Тимофеевич до сих пор твердит: «канон – враг искусства» и убеждает всех, что письмо по канонам – главная причина упадка палехской иконы... Я тебе вроде ещё не рассказывал, когда учился на втором курсе, у нас в училище партийное руководство да Евмененко (был такой начальник) организовали бунт молодёжи против «стариков» и их живописных канонов. В училище тогда страсти накалились до предела, молодые крушили наследие стариков-иконописцев: даёшь новое социалистическое искусство!.. А потом по крохам всё загубленное собирали да восстанавливали. Когда-то ещё что получится... Печально всё это...
        Смотрю я на икону, лежащую на столе – красота невероятная, тонкое письмо, превосходная цветовая гамма, и большая радость пополам с тревогой у меня в сердце: такое чудо создал мой Виктор Иванович, а считает, что нельзя икону писать без истинной веры, на одном лишь мастерстве. Казалось бы, какое дело ему, атеисту, до судеб православия в России, до восстановления настоящего иконописания, а вот всерьёз печалится человек, видя, что творится сейчас у нас вокруг иконы и иконописания... Позже, когда патриарх Всея Руси Алексий II посетил Палех и рассматривал иконы, выставленные новыми палехскими иконописцами, он, как мне рассказывали, выделил иконы, написанные Виктором Ивановичем, удостоил его краткой беседы и даже занёс данные о нём в свою патриаршую записную книжку. А Виктор Иванович мне тогда не похвастался, атеист всё же...
* * *
        Когда я писал этот очерк, из печати вышел красочный альбом «Преображение. Современное храмовое искусство» - о современной иконописи и иконописцах-новаторах с предисловием Марии Александровны Некрасовой, широко известного и уважаемого в Палехе искусствоведа. Мне показалось, что её беспокоят те же вопросы, что когда-то и Виктора Ивановича: если всё и дальше пойдёт, как сейчас, то православные иконы в храмах станут не «умозрение в красках», не «окном в Божий мир», не «инструментом молитвенной медитации», а лишь формальным украшением интерьера и неизбежно войдут в вопиющее противоречие с традиционно-консервативным богослужением в Русской Православной Церкви.

Примечание.

Начало см.
Смирнов С.Г., «Окно в Божий мир» http://www.veinik.ru/science/trust/article/451.html
Дополнительно:
Сапунов Б.В., «Биополе икон существует реально?» http://www.veinik.ru/science/trust/article/480.html

Справка:

Смирнов Станислав Григорьевич (1929 г.р.), доктор медицинских наук, в течение 30 лет заведующий кафедрой микробиологии Ивановской медицинской академии (ИГМА), профессор Ивановской государственной текстильной академии (ИГТА), член союза писателей России, организатор (1976 г.) и бессменный руководитель городского теоретического семинара «На острие времени» имени А.-В.И. Вейника (г. Иваново).

Голов Виктор Иванович (1925-1997), художник лаковой миниатюры, заслуженный работник культуры РСФСР (1980), член СХ (1965). Окончил ПХУ в 1952, учился у И.П. Вакурова. Участвовал в создании стенных росписей, монументальных панно, книжного оформления и открыток, писал иконы. Преподавал в ПХУ с 1957. Участник выставок с 1954. Работы имеются в ГМПИ, Центральном музее революции и др.

Зинон (в миру Теодор Владимир Михайлович, 1953 г.р.), архимандрит, деятель русской православной церкви, иконописец. Получив светское художественное образование, стал в 1976 иеромонахом Псково-Печерского монастыря. Один из самых авторитетных мастеров современной русской иконописи, строго придерживается древних византийских традиций. Первым из церковных деятелей получил Государственную премию России (1995). Живет в деревне Гверстонь в пятидесяти километрах от Пскова возле самой русско-эстонской границы.

Иулиания (в миру Смирнова Мария Николаевна, 1899-1981), монахиня, иконописец и реставратор. В 1917 году окончила гимназию и до 1920 года занималась в студии художников Ф.И. Рерберга и А.П. Хотулева, с 1920 по 1929 гг. состояла преподавателем в советской школе, затем работала художником-графиком в различных издательствах. В 1946 году, когда была вновь открыта Троице-Сергиева лавра, М.Н. Соколова, как художник-иконописец, получила приглашение для воссоздания древнерусской святыни В 1958 г. М.Н. Соколова организует иконописный класс в стенах Московской Духовной Академии и руководит им в течение 23 лет. В 1976 г. в Лавре создана реставрационно-иконописная мастерская, которую возглавила М.Н. Соколова.
В 1970 г. принимает тайный монашеский постриг с именем святой мученицы Иулиании.
М.Н. Соколова награждена орденом святого князя Владимира III степени (1970), орденом святого князя Владимира II степени (1975), орденом преподобного Сергия Радонежского (1980).