В ноябре 1977 года в Ивановский медицинский институт приезжал читать лекции белорусский учёный Альберт Иозефович Вейник, создатель Общей теории природы. Область его научных интересов – термодинамика реальных процессов. С помощью оригинальных приборов он изучал биологическое поле человека и считал, что намоленные православные иконы сохраняют и накапливают биополя молящихся и поэтому становятся чудотворными. Чтобы проверить эту гипотезу, Вейник попросил меня организовать ему измерение биологических полей старых икон, хранящихся в Палехском музее. Я позвонил Виктору Ивановичу Голову и попросил договориться с руководством музея. И вот в воскресенье, 20 ноября, мы с Вейником отправились в Палех.
        Всю дорогу Альберт Иозефович рассказывает мне о хрональных явлениях (так он называл биологические поля):
        - В моей Общей теории наиболее полно теоретически и экспериментально исследовано хрональное явление. Многие неправильно называют его биологическим полем. Оно характеризует хрональную, если хотите – временную, активность любого тела, неважно – живого или мёртвого, косного. Поэтому любое тело природы мы можем характеризовать его показателями хроноёмкости, хронопроводности, коэффициентом хроноотдачи и другими. Это открывает перед нами неограниченные возможности исследования хронального, или биологического, поля.
        - Подождите, Альберт Иозефович, а как же наше обычное время, которое мы измеряем с помощью часов? Его же называют «хронос», оно определяет длительность и, в общем, довольно хорошо служит человечеству...
        - Представьте себе, это обыденное время реально не существует, оно придумано человеком для рациональной организации общества. Это время социальное, или «конвенциальное», так как люди просто договорились, то есть заключили конвенцию, о том, что оно якобы есть, что оно течёт практически равномерно и всегда в одном направлении – из прошлого через настоящее в будущее. Природа же не знает этого времени. В противоположность ему реальное физическое время является объективной характеристикой любого тела, живого или неживого, вот оно-то и определяет хрональный заряд этого тела. Приращения его положительны и могут варьировать от нуля до бесконечности. И обратите внимание, что с его наполнением скорость реального времени замедляется, а скорость протекающих в нём процессов возрастает. Да вы, наверное, сами замечали: в детстве, когда хрональный заряд тела огромный, время течёт медленно и сутки для ребёнка длятся целую вечность, зато темп его обменных процессов стремителен (по-моему, в биохимии есть даже особый термин для этого явления – «биохимический вихрь»). С возрастом же хрональный заряд растрачивается, к старости его остаётся совсем чуть-чуть, поэтому время несётся стремительно и дни просто мелькают, а обменные процессы в старом организме ползут, как черепахи. Впрочем, вы этого ещё не испытали, так как пока совсем молоды... Да, так вот, замечательным свойством этого хронального вещества является его способность нести в себе большую и разнообразную информацию о теле, в котором оно находится и которое его излучает в виде поля. Кстати, эта информация не исчезает, а сохраняется вечно в виде хроносферы вокруг Земли. Древние называли её «хрониками Акаши». Космос, земная природа да и сам человек являются мощным источником хронального поля, несущего колоссальный объем информации.
        - Эта информация сохраняется только в хроносфере Земли?
        - Отнюдь. Существует большое разнообразие так называемых аккумуляторов, в которых хрональное поле накапливается до огромных объемов и с определённого уровня начинает излучаться, при этом несёт в себе информацию о самом теле-аккумуляторе. Я почти уверен, что старая икона, написанная по древним византийским, а точнее египетским, канонам, является таким аккумулятором огромной ёмкости и заряжается хрональными полями вначале иконописца, а затем фанатично молящихся верующих. На протяжении веков ёмкость такой иконы переполняется настолько, что она становится мощным генератором хронального поля, которое способно не только укреплять религиозную веру людей, но и исцелять их от болезней, то есть становится чудотворной, что нередко проявляется в мироточении. Можно сказать, такая икона становится окном в Божий мир, легко вводит человека в состояние медитации, делает его духовно богаче и более здоровым физически... Все остальные так называемые «чудеса» с ненамоленными иконами и всякого рода литографиями с изображениями святых – либо от лукавого, либо проделки недобросовестных служек. Вот я и хочу проверить это на палехских иконах. К сожалению, моя аппаратура позволяет измерить только напряжённость хронального поля, а никак не его информационную составляющую. Но я уверен, что придёт время и появятся приборы, регистрирующие и анализирующую информацию этого поля. Представьте себе, Станислав Григорьевич, о каждом таком объекте мы могли бы знать почти всё: кто его создал, в каких условиях и сколько времени он хранился, кто им владел, словом, всю его историю. И ведь это касается не только икон, но и любого произведения искусства – картин, скульптур, рукописных книг, наконец.
        Альберт Иозефович надолго замолчал, глядя в пробегающие за окном голые поля, убогие деревеньки, облетевшие берёзовые рощи. А я, сидя рядом, пытался угадать, какие фантастические видения роятся сейчас в голове этого человека, владеющего таким мощным интуитивным и интеллектуальным аппаратом, так мужественно вступившего в противостояние с господствующей научной теорией, и, странное дело, всем существом своим ощущал его потрясающее одиночество в этой борьбе и даже боязнь, что не хватит сил завершить её в обозримом будущем...
        Приехали в Палех, сошли у жалкого строения автовокзала и пошли к Голову. Нас там уже ждали. Алевтина Васильевна напоила чаем с горячими пирогами, хозяин предложил «по рюмашке», мы отказались, отложив это на после работы, и через полчаса Вейник уже осматривал витрины музея со знаменитой палехской миниатюрой. Показывал и рассказывал ему Виталий Тимофеевич Котов, образованный искусствовед, мудрейший человек, страстно влюблённый в палехское искусство. Альберт Иозефович дотошно расспрашивал его, когда и как старики-иконописцы перешли к росписи шкатулок, как эти шкатулки готовятся, какими лаками их покрывают и многое другое из технологических тонкостей работы палешан. При этом он всё время сворачивал разговор на старинные приёмы подготовки иконной доски: как и чем левкасили, как готовили известь, какими красками писали, как варили олифу...
        Наконец, отправились в Крестовоздвижинский храм, филиал Палехского художественного музея, с его богатейшим собранием икон старого письма. Виталий Тимофеевич отомкнул огромный амбарный замок, металлический притвор со скрипом открылся, и мы оказались внутри. Почему-то там было страшно холодно, значительно холоднее, чем на улице, и за час с лишним пребывания в храме мы продрогли невероятно. Котов провёл нас по экспозиции, рассказывая о происхождении икон, стилевых особенностях и одновременно отмечая, какие из них могли бы представлять интерес для оценки намоленности. Вейник достал из портфеля два небольших приборчика (он их называл ДГ-1 и ДГ-2), а также металлическую рамку оригинальной конструкции и грузик из редких сплавов на тонкой шёлковой нити. Работа началась: мы с Виктором Ивановичем устанавливали исследуемую икону на деревянную подставку у стены, отделяющую летнюю и зимнюю части церкви, а Вейник производил трёхкратные замеры хронального поля иконы, используя последовательно все свои приборы и приспособления. Результаты измерений заносились в специальную тетрадь. Вначале Вейник записывал всё сам, потом я стал помогать ему, и даже Котов подключился, поскольку мы все замёрзли и мечтали поскорее выдраться наружу. Хрональное поле было замерено у полутора десятков икон. Результаты оказались впечатляющими: у одних икон поле обнаруживалось лишь на расстоянии одного-двух метров и напряжённость его была довольно слабой, у других же размер поля составлял до десяти метров. Мы с Виталием Тимофеевичем довольно пристрастно наблюдали за результатами измерений и были живыми свидетелями обнаруженной разницы. Вейник был ужасно доволен, даже ликовал, что его предположения подтвердились: некоторые иконы на самом деле оказались активными генераторами хронального поля. Закончив измерения и приведя всё в порядок, мы, наконец, выбрались на улицу, где нам показалось тепло и уютно.
        Время было обеденное, и потому мы отправились в ресторан – достопримечательность Палеха: снаружи он весь изукрашен затейливой деревянной резьбой, а внутри стены увешаны большими лаковыми пластинами палехских мастеров. По дороге встретили Николая Фёдоровича Вихрева, и вот так, впятером, разместились на деревянных лавках за деревянным же, выскобленным до яичной желтизны столом. Художники наши здесь были своими, поэтому красивые молодые палешанки быстро принесли бутылку «столичной», солёные грибочки, салаты и даже бутерброды с икрой. Затем появились наваристый борщ, рагу и мочёная брусника, и жизнь сразу показалась нам радостной и даже счастливой. Альберт Иозефович «в порядке исключения» выпил рюмку водки, согрелся и с удовольствием ел да похваливал палехские деликатесы. Правда, к водке он больше не притрагивался. Всё больше разговаривал с Виктором Ивановичем и Виталием Тимофеевичем о деталях конструкции и особенностях изготовления иконы. Затем Вихрев читал стихи Гумилёва, Ахматовой, Есенина и Маяковского. Время от времени к нам подходили поздороваться местные художники, подсаживались рядом, кажется, водки ещё добавляли, и мы с Вейником чуть не опоздали на последний автобус. Провожали нас большой гурьбой, уже прошёл слух, что у икон измеряли «божественное излучение», все приставали с расспросами к Котову и Голову, наперебой приглашали Вейника приезжать ещё, лезли на прощание целоваться.
        Три часа обратного пути Альберт Иозефович расспрашивал меня о палехских художниках, о Голове, Котове и Вихреве, о преподавательской деятельности в училище, о мастерских, в которых мы не успели побывать, о технологических экспериментах Виктора Ивановича, с которым разговаривал особенно много и подробно...
        Я почувствовал, что встреча с палехскими художниками произвела на Вейника огромное впечатление, о чём он мне потом не раз говорил. Но ещё больший, пожалуй, даже неизгладимый след личность Вейника оставила в душе Виктора Ивановича Голова. Он взял у меня книгу «Термодинамическая пара», читал, что-то выписывал, экспериментировал, с пристрастием расспрашивал о новых работах Альберта Иозефовича. Об этом я расскажу в другом очерке.

Примечание.

Продолжение см.
Смирнов С.Г., «Его тревога и печаль» http://www.veinik.ru/science/trust/article/452.html
Дополнительно см.
Сапунов Б.В., «Биополе икон существует реально?» http://www.veinik.ru/science/trust/article/480.html

Справка:

Смирнов Станислав Григорьевич (1929 г.р.), доктор медицинских наук, в течение 30 лет заведующий кафедрой микробиологии Ивановской медицинской академии (ИГМА), профессор Ивановской государственной текстильной академии (ИГТА), член союза писателей России, организатор (1976) и бессменный руководитель городского теоретического семинара «На острие времени» имени А.-В.И. Вейника (г. Иваново).

Вихрев Николай Фёдорович (1909-1983), художник лаковой миниатюры, заслуженный учитель РСФСР (1971), член СХ (1944). Окончил профшколу (1933), графический факультет Московского художественного института им. Сурикова (1941). Преподавал в ПХУ (1943-1971). Участник выставок с 1933. Работы имеются в ГМПИ, ИОХМ, ГРМ, Госмузее этнографии народов России, ХФ России и др.

Голов Виктор Иванович (1925-1997), художник лаковой миниатюры, заслуженный работник культуры РСФСР (1980), член СХ (1965). Окончил ПХУ в 1952, учился у И.П. Вакурова. Участвовал в создании стенных росписей, монументальных панно, книжного оформления и открыток, писал иконы. Преподавал в ПХУ с 1957. Участник выставок с 1954. Работы имеются в ГМПИ, Центральном музее революции и др.