Запасные части для коммунальной и дорожно-строительной техники

Биология

1991. Конгро А.О., "Наше личное пространство".


Наше личное пространство.

Конгро А.О.

Журнал «Наука и жизнь», 1991, № 7, стр. 92-96.


        В повседневной жизненной суете, в заботах о хлебе насущном не всегда есть у нас возможность, да и желание, поразмышлять о том, отчего мы становимся все более равнодушными, злыми, порой и жестокими? В чем корни бессмысленных конфликтов в автобусах, очередях да и не только в них?.. Да, конечно, социальные неурядицы, пусты полки в магазинах – это прежде всего. Но нет ли причин в нас самих, в человеческой природе? Наверное, не случайно публицисты все чаще задают безответный пока вопрос: люди, что с нами происходит? Ленинградский исследователь Анатолий Освальдович Конгро имеет свой взгляд на эти проблемы – взгляд в чем-то неожиданный, нетривиальный и уже поэтому интересный. С его позицией можно, конечно, спорить, но она дает пищу для размышлений. И выводов, которые может сделать каждый из нас.

        Что общего между поэтическим пением соловья и невежливой привычкой собаки задирать лапу? Оба действия имеют одну и ту же причину – инстинкт территории. Соловей поет, оповещая соперников, что определенная местность занята; собака задирает лапу, помечая тем самым свой участок (так же поступают волки). Инстинкт территории присущ всем зверям, рыбам, птицам и даже насекомым. Он отмечен у древних, реликтовых видов живых существ. Следовательно, это один из самых первых инстинктов.
        Спрашивается, почему мы, люди, не видим этот инстинкт в себе? Мы ведь не отказываемся от других инстинктов. Конечно, инстинкт территории выражен менее явно, чем инстинкты самосохранения или размножения. Возможно поэтому не так заметен. Но он действует, определяя наше поведение, и поэтому играет существенную роль в человеческой жизни. Впрочем, мы сможем оценить эту роль полнее, если сначала посмотрим, как действует этот инстинкт у животных – существ более древних, чем человек.

        В животном мире это один из доминирующих инстинктов. Вызванные им действия носят агрессивный характер, подчас в самой высокой степени. Вот как, например, описывается инстинкт территории у птиц в обычной популярной статье: «Весной у птиц идет дележ территорий. Заняв участок, каждый владелец извещает об этом песней, предупреждая своих собратьев, что вторжение на его территорию не останется безнаказанным. Самые разные птицы ничего не имеют против, если в их владениях поселятся дальние пернатые родственники. Но они делают все возможное, чтобы избавиться от представителей своего вида».
        Объяснение этой неприязни простое: главная ценность территории в наличии запасов определенного корма, и сторонние претенденты на него хозяину участка совершенно не нужны.
        «...Не только птицы, но и многие другие животные строго следят за неприкосновенностью своих границ. Приблизительно за месяц до нереста самцы трески выбирают для себя подходящие участки и коротким басовитым хорканьем извещают возможных претендентов...
        Обезьяны-ревуны получили свое название за весьма зычные голоса. Ревут все без исключения представители стада. Рев этот означает: хозяева находятся на своих участках и лучше не пересекать их границ...
        Кузнечики и сверчки при слишком явном посягательстве на их владения оглашают окрестности угрожающим стрекотанием.
    Известен случай, когда у певчего воробья, оказавшегося во владениях соседа, начался сердечный приступ, от которого он погиб: воробей был в клетке, улететь не мог...»
        Приведем любопытные наблюдения энтомологов: «Стоит повысить численность саранчуков в садке – и оседлая саранча превращается в перелетную; безобидная зеленая кобылка – в одну из библейских кар египетских. Все это происходит от простого созерцания собратьев по виду, даже через стекло... Такие же превращения описаны у других саранчуковых, а схожие – у сверчков, даже если их содержать поодиночке, но в садках с зеркальными клетками...»
        Время от времени в печати появляются сенсационные заметки о загадочных самоубийствах животных. Вот, к примеру, из журнала «Вокруг света» за 1982 год: «Бывают случаи, когда антилопы гну собираются многотысячными стадами и совершают коллективное самоубийство, бросаясь в бурные реки. Известны массовые самоубийства приполярных леммингов. В Швейцарии отара их пятисот овец, как по команде, ринулась в воды бурного Рейна. Что толкает животных на смерть? Известный зоолог профессор Бернгард Гржимек организовал экспедицию в южную Кению, чтобы на месте изучить загадочную трагедию гну. Когда популяция достигает определенного количественного уровня, говорит профессор, включается какой-то природный механизм, уменьшающий их численность. Задача экспедиции - выяснить, что это за механизм и как именно он включается».
        Мы не ошибемся, если предположим, что «загадочный» механизм есть не что иное как инстинкт территории. Лемминги, гну, овцы – все эти животные травоядные. Когда их нарождается такое огромное число, что для всех не хватает минимально необходимой площади, то начинает доминировать территории. Он гонит часть животных прочь от скопления себе подобных. И если впереди река, обрыв или океан, то это не останавливает бегущих: инстинкт территории оказывается сильнее, чем инстинкт самосохранения.
        Это животные, повторим, травоядные. Они уменьшают свою численность единственным доступным путем – самоуничтожением. В противном случае погибнет вся популяция. От чего? Ответ лежит на поверхности – от голода. Действительно, животных слишком много на единицу площади, и пищи на всех не хватит.
        Но не так давно в американском университете был поставлен эксперимент с мышами. Им построили домик и кормили вдоволь. Мыши размножались до некоторого предела, после чего стали происходить заметные изменения в их психике и физическом состоянии – появились явные признаки вырождения. В конце концов мыши перестали размножаться и популяция погибла.
        Возможно, в далекой древности инстинкт территории был заложен как регулятор соответствия количества животных какого-то вида и количества пищи для него. Но затем, как видим, стал влиять на психику и физиологию безотносительно к пище. (Попутно напрашивается совет для тех, кто связан с сельским хозяйством: не следует содержать большое количество животных на ограниченной территории.)

        Перейдем к хищникам.
        В журнале «Америка» в начале семидесятых годов был описан уникальный эксперимент, поставленный природой и человеком на островке Айл-Ройал, в двадцати пяти километрах от Канадского берега. На нем живут волки и стадо лосей. Человек в жизнь животных не вмешивается (только наблюдает), а уйти им с острова нелегко.
        Для стаи волков лоси служат основным источником питания. Многие считали, что волки, которым не угрожали на этом острове ни человек, ни другие хищники, начнут бесконтрольно размножаться и в конце концов полностью истребят лосей. Однако, как показывает кропотливая работа исследователей, природа умеет находить и поддерживать равновесие: число животных достигло некой оптимальной границы -  на острове постоянно живет примерно двадцать пять волков и около 900 лосей.
        Заканчивая статью, автор писал: «Сейчас наблюдатели пытаются разгадать, почему число волков не возрастает? Каким образом стая стабилизируется, поддерживает устойчивое равновесие? Исследователи полагают, что секрет скрыт в каких-то формах общественной жизни волков, но твердой уверенности у них нет. Может быть, что-нибудь дадут дальнейшие наблюдения?..»
        Действительно замечательная загадка. Неизвестно, удалось ее решить или нет, но, на наш взгляд, дальнейших наблюдений никаких не требовалось. Ответ все тот же: инстинкт территории. В самой предпосылке исследователей была ошибка. На острове, думали они, нет хищников. На острове были другие хищники – те же волки! Упрощенно говоря, волки поделили территорию на участки. Как только их становилось больше на ограниченной площади острова, волки сами уничтожали «лишних». Инстинкт территории обязывал каждого волка иметь некую площадь личных владений. Как только «лишний» волк ступал на территорию волка-хозяина, тот его гнал, но рядом была территория другого волка-хозяина, а кругом море... В конце концов сильный убивал слабого.
        Если бы требовались еще доказательства, можно было бы привести в пример жуткий документальный фильм, показанный по телевидению несколько лет назад. Наши отечественные экспериментаторы около леса выгородили загон, куда поместили пару волков, самца и самку. Через некоторое время у самки появились щенки. Затем в загон пустили молодую самку. Она, в свою очередь, ощенилась. Старая самка загрызла щенков молодой самки и покалечила ее саму. Затем в загон запускают двух молодых волков, а следующим утром вытаскивают обоих – растерзанных. Страшно было смотреть, тем более что не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы предсказать, чем закончится этот «опыт»: еды для всех волков было в избытке, об этом исследователи позаботились. Дело, стало быть, не в пище, а в том, что волкам просто было тесно. Цель же этого эксперимента, да и фильма, самая примитивная: напрасно, дескать, общественность возражает против отстрела волков, смотрите, какие они злобные, кровожадные чудовища.
        Возьмем еще один пример – из жизни наших «ближайших родственников»: «Директор одного западногерманского зоопарка был доволен: макаки резусы, помещенные в просторный обезьянник с искусственной скалой, хорошо размножались, прирост молодняка второй год подряд был большим. Однако внезапно разразилась катастрофа: девяносто обезьян, которые до этого жили в одном сообществе, вдруг набросились друг на друга, издавая адский визг и стремясь укусить соседа. Свалку пришлось разгонять с помощью воды из пожарных шлангов, тем не менее на площадке осталось семнадцать трупов». И дальше автор статьи, помещенной в зарубежном журнале, - а это статья о стрессе – объясняет происшедшее почти правильно: «В обезьяннике возникла перенаселенность. Некуда было укрыться от себе подобных хоть на минуту, а это важно не только человеку, но и зверю. Постепенно нарастающий стресс одним ударом разрушил все сдерживающие инстинкты, началось побоище». Единственное, что надо добавить: стресс в данном случае не причина, он сам явился следствием более глубокой биологической причины – инстинкта территории.
        Из этого примера можно сделать вывод, что инстинкт территории становится доминантным, начинает определять поведение при некой минимальной, пороговой величине личной площади, а она, несомненно, своя у каждого вида животного. И при уменьшении этой пороговой величины травоядные кончают деградацией, самоубийством, самоуничтожением, а хищные взрываются бунтом, побоищем – все тем же самоуничтожением...

        Мы вплотную приблизились к человеку. И обязаны ответить на щепетильный вопрос: можно ли ставить знак равенства между инстинктами животных и человека?
    Существует такое понятие: антропоморфизм. Иными словами, это очеловечивание поведения животных. На нем построены народные сказки, так действуют животные у Киплинга и во многом у Сетон-Томпсона. Но в нашем случае такое толкование неприемлемо. Это все равно, что выводить причину из следствия. Или говорить, что родители произошли от детей... Зато вполне логично обратное.
        Мы вправе не только рассматривать атавистические признаки в физическом облике человека, но и исследовать глубинный уровень его подсознания. В этом нет ничего, что противоречит причинно-следственным связям.
    Это не аргумент, конечно, для тех, кто ведет родословную от Адама и Евы. Для них скажем, что Бог в своем всемогуществе вложил инстинкт территории во всех земных тварей, включая Адама с Евой.
        Инстинкт территории, как все прочие человеческие инстинкты, заключен в подсознании. Для наших нужд требуется проиллюстрировать командные функции подсознания. То есть, как в определенных условиях подсознание может вырвать руль управления у сознания и повернуть нашу «машину» хоть в кювет, хоть в пропасть.
        Есть знаменитый (из-за своей комичности) опыт гипноза: человеку в состоянии гипноза внушают, что он должен завтра ровно в двенадцать часов открыть окно и плюнуть на улицу. Человек выходит из гипноза и ничего не помнит до назначенного срока. Приказ гипнотизера хранится в подсознании и в назначенное время включает «программу» действий. Спроси этого человека: зачем ты плюнул в окно? Он,  наверное, смутится, засмеется и что-нибудь ответит, вроде того, захотелось раз в жизни похулиганить... Что ему подсказало встать, подойти к окну и плюнуть? Сознание? Наоборот, он это сделал вопреки своим правилам, воспитанию и понятию о приличиях.
        «Ученик и последователь Месмера маркиз де Пюисегюр открыл феномен сомнамбулизма и так называемого постгипнотического внушения. Маркиз проводил опыты на своих крестьянах; выяснилось, что можно внушить пациенту определенную последовательность действий, которую он выполнит даже после выхода из гипноза. Помимо своей воли, но выполнит. В наши дни это азы для психотерапевта...» – цитата из статьи о гипнозе.
        В наши дни эффектом постгипнотического внушения пользуются для борьбы с курением, алкоголизмом, для исправления дефектов речи и тому подобного. Где запрограммировано наше отвращение к столь любезному прежде табаку, алкоголю? В подсознании. Ведь и раньше мы сознательно знали о вреде табака, алкоголя и хотели отстать от дурных привычек. Не получалось. Желание было сильнее и разума, и воли. С этим справилось подсознание, получившее соответствующую установку. Просматривается такая цепочка: запрет в подсознании – выход на эмоциональный уровень (страх, отвращение) – действия, поступки.
        Аналогично проявляются человеческие инстинкты. Возьмем, к примеру, инстинкт самосохранения. Мы подходим к пропасти – и возникает страх. Мы не только умом, рассудком понимаем, что можно упасть и разбиться, нет – нам страшно. Это включился инстинкт самосохранения. Он трансформировался в эмоциональный приказ: назад! И затем уже последовал поступок – мы отходим от края пропасти.
        Из всего этого следует вывод о том, что инстинкт территории находится в некоем «командном бункере» подсознания и влияет оттуда на наши эмоции и поступки.

        Теперь мы подошли к трудной проблеме: какая территория необходима одному человеку? Какая – семье?
        Начнем с семьи. Для семейства соловьев требуется участок в полторы тысячи квадратных метров, для пескарей – сантиметров тридцать, для стаи волков или гиен – многие километры. Для людей, сообразуясь с инстинктом территории, никто таких подсчетов не провел. В современном искусственном и перенаселенном мире сделать это мудрено. Однако попробуем прикинуть...
        Первое, что приходит на ум, это печальное наследие наших городов – коммунальные квартиры. Озлобленность и невыносимость жизни в таких квартирах стали притчей во языцех. А ведь каждая отдельная семья в этих, пропитанных ненавистью квартирах – вполне нормальная, хорошая, порядочная семья. Но тесно в этих коммунальных квартирах, и озлобленность – это следствие ущемленного инстинкта территории человека. Причина для свар одна, а предлогов может быть сколько угодно.
        Коммунальная квартира не служит мерилом территории человека. Она, скорее, эталон поведения человека в условиях запредельной скученности.
        Вспомним время, когда люди могли расселяться вольно, например, хуторами. В сельской местности некоторых стран посейчас  сохранилась хуторская система. Весьма приблизительно, конечно, но можно определить, что хутор стоит в центре круга радиусом около километра. Иногда дальше, иногда ближе, но с обязательным условием не видеть и не слышать ближайших соседей. Так расселялись люди в Финляндии, в других скандинавских странах.
        В Таиланде один деревенский старик сказал этнографу Питеру Кунстадору, когда тот хотел построить дом, чтоб пожить с племенем луа: «Нельзя, чтобы твой дом стоял так близко к соседнему дому. Так не годится. Твой дом должен быть в стороне от соседей, чтобы дождь, стекающий с твоей крыши, не смешивался с дождем с других крыш. Иначе заболеешь». Племя луа много веков жило в изоляции, там и сейчас первобытный строй. В первобытном обществе «табу»не случайность – за ним всегда скрывается рациональное зерно. Возможно, в данном случае и есть инстинкт территории? Если им пренебрегают, то возникает раздражительность, агрессивность – своего рода болезнь...
        Возьмем пример из нашей обыденной, повседневной жизни. К перрону вокзала или метро подходят пустые вагоны электропоезда. Мы садимся в них сотни, тысячи раз, но вряд ли замечаем, что заполняется вагон всегда, абсолютно всегда в одном и том же порядке: люди рассаживаются, сохраняя максимально возможную дистанцию друг от друга. Если это электричка, то сначала каждый стремится занять отдельное «купе». На следующих станциях все «купе» постепенно заполняются отдельными людьми или семьями, потом к ним подсаживаются так, чтобы быть вторым на скамейке, а там уж втискивается третий. Подобным образом люди занимают скамейки в парке, или столики в ресторане, или места на пляже. Это так привычно, что мы этого «не видим».
        Личную территорию человека можно представить как невидимый круг, в центре которого он находится. Если человека движется, то круг как бы движется вместе с ним. Когда других людей в этом круге нет, то наш инстинкт территории спит, он выключен. Если на площадь круга претендуют другие люди, то инстинкт территории просыпается, вызывает легкое ощущение психического дискомфорта; потом при умножении людей в нашем круге, инстинкт территории трансформируется в раздражение, неприязнь, в стремление переместиться туда, где посвободней, или «постоять за себя» со всеми вытекающими последствиями.
        Каков радиус нашего личного круга? Трудно ответить. Во всяком случае, житель современного города живет с непрерывно включенным сигналом тревоги. Это и неприятно, и вредно для нашего собственного здоровья. Мы «беспричинно» раздражены и срываем зло на ком придется. А ежели в нас преобладает животное безобидное, вроде мышки, то язва желудка нам обеспечена. Помните саранчуков? У них отрастают крылья, стоит только увидеть себе подобных.
        Есть у инстинкта территории кумулятивный эффект? Это вопрос. Здесь требуются наблюдения долгие, кропотливые. Вместе с тем, всякое раздражение способно накапливаться... Адаптируется человек в перенаселенном городе или нет? Еще один вопрос. И громадная статистическая работа: сколько «безмотивных» преступлений совершается коренными горожанами, сколько приезжими из вольной сельской местности, их потомками, потомками их потомков... Зависит инстинкт территории от пола, возраста, характера, национальности? Вопросы, вопросы...
        Итак, инстинкт территории – опасное атавистическое наследие? Можно возразить, обязательно нужно возразить, что человечество насчитывает тысячи лет цивилизации, что человек преодолевает свои инстинкты и ведет себя по-человечески, в соответствии с моральными, нравственными нормами, в соответствии с законами, наконец.
        Конечно. Вот именно. Это – главное. Наше сознание подчиняет наши инстинкты... те, о которых знает. Но как подчинять и преодолевать то, чего мы в себе не знаем? И что невидимкой давит нам на психику? Мы ведь, по свойственному Гомо сапиенсу самомнению, мгновенно «узнаем» причины нашего раздражения, озлобленности, агрессивности: была бы ненависть, а враг найдется.
        Умственная неразвитость не помеха проявлению инстинкта территории. Наоборот, когда нет барьера интеллигентности, этот инстинкт сразу трансформируется в соответственные поступки. Человек же культурный склонен подавлять свое беспричинное раздражение, держать в узде, что, однако, чревато отрицательными последствиями для здоровья и психики.
        Как видим, инстинкт территории человека требует некую площадь для индивидуума. И, может быть, долголетие жителей горных местностей происходит от малой плотности заселения? Любопытно было бы получить статистику длительности жизни горцев, после того, как они попадают в города.

        Как видим, подумать тут есть над чем и вопросов задать можно гораздо больше, чем позволяют размеры журнальной статьи. А ответы на них – за объективными исследованиями специалистов по истории, биологии, демографии, психологии, исследованиями сложными, но вполне реальными в наш компьютерный век. И будем уповать на то, что вопросы о своем личном пространстве – и большие, и малые, и глобальные, и повседневные – человек будет решать как существо все-таки разумное.

Справка:

Конгро Анатолий Освальдович, член Союза писателей и Союза журналистов, старший преподаватель факультета журналистики Санкт-Петербургского государственного университета.

Гржимек (Grzimek Bernhard) Бернгард (1909-1987), немецкий зоолог, профессор, деятель охраны природы. Основные работы по сохранению и рациональному использованию природы Африки. Директор зоопарка во Франкфурте-на-Майне (с 1945). Популярные книги: "Они принадлежат всем" ("Борьба за животный мир Африки", 1962), "Серенгети не должен умереть" (1959) и др. Энциклопедия животного мира (т. 1-16, 1967-75).
Месмер (Mesmer Franc Anton) Франц Антон (1734-1815), австрийский врач. Полагая, что планеты оказывают воздействие на людей посредством магнитных сил, выдвинул представление о “животном магнетизме” как особой естественной силе, “заряжаясь” которой от планет и излучая ее на других людей, человек способен воздействовать на течение их физиологических процессов и изменение поведения. Разработанное на этой основе учение, получившее название “месмеризм”, способствовало формированию научных представлений о гипнозе.
Пюисегюр (Puysegur) Арман-Мари-Жак (1751-1828), маркиз де, открыл явление искусственного сомнамбулизма и существование сознательной и бессознательной памяти и указал на необходимость более длительного обязательного продолжения лечения больного до полного выздоровления.